– Так разве его поймешь? Вроде лишние они там, не из книги вовсе, как и зачем там оказались, непонятно. Ему, видишь ли, сосед сказал про это, чтоб цену сбить. Брат в сердцах их и вырвал. Тот уж и не рад, что сказал, но брат у меня такой человек, если упрется, так не свернешь его. В общем, сосед книгу забрал, а бумажки у нас остались. Я давай брата стыдить, а ему все нипочем, это, говорит, наше наследство, тебе икона, а мне книга. Сосед болтал, что ее какому-то начальнику подарить хочет, чтобы выслужиться. Только ведь соврал, продал он ее аж за тысячу рублей. Сам же потом и хвастал, такой хитрец, даром что партийный. А мне что с теми листочками делать? Убрала их в чулан, в ларь спрятала, пусть, думаю, лежат. А брат той же зимой погиб, на тракторе перевернулся. Да и сосед ненамного его пережил, здоровый мужик, а умер в одночасье, «Скорая» приехать не успела. Вы, должно быть, думаете, глупости все это, а старики не зря говорили, когда монастырь разоряли: добром не кончится. Так я вышло. Всех, кто тогда иконы жег, господь прибрал, мало кто до войны дожил, а кто дожил, тот с войны не вернулся.
– Так какой документ вы в музей передали? – спросила я, успев запутаться.
– А вы слушайте, сейчас все объясню по порядку. Года три назад приехали рыбаки и ко мне на постой напросились. Трое их было. Один важный такой, денег у него, видно, куры не клюют. Увидел икону и давай приставать: продай да продай. Я, конечно, отказалась, не для баловства икона писана, а такой, как он, ни в черта, ни в бога не верит, на что ему икона? Я мечтала ее в церковь вернуть, обещали отреставрировать церковь, но пока все никак не получается. На зиму я уехала к дочке, весной вернулись, а на воротах во двор замок другой, никак не поймем, в чем дело. Вошли в дом и ахнули: иконы нет. Все на месте, а икона пропала, и ящик, что за ней лежал с бумагами… Уж как я плакала… И Колю того вспомнила, рыбака. Не иначе как он украл, чтоб ему… Господи, прости.
– А фамилию его не знаете?
– Да не говорил он мне фамилии. Коля да Коля. И чего позарился? Икона-то без оклада была, старая, почернела вся, да и потрескалась, пока в курятнике стояла. Уж потом зять додумался: старинная икона, говорит, ей, как видно, цены нет. Зять-то у меня образованный. Я ему возьми да покажи бумажки-то, что брат из книги вырвал. А он меня в машину и в область, в музей. А там как глянули, так и обомлели. Как же, говорят, такое может быть? При Иване Грозном письмо-то написано. И почему, говорят, в книге было? А откуда же мне про то знать? Так и отдала в музей, мне-то они зачем. А их и из музея украли. Вот такая незадача, – заключила женщина.
– А как тот Коля выглядел, вы помните?
– Как выглядел? Мужик и есть мужик, нос, уши, все на месте. Усы у него были, а сам плешивый, хоть и молодой еще, лет сорок пять. Толстый, пузо здоровое и нос картошкой.
– Больше он в ваших краях не появлялся?
– Нет. Оттого и думаю: он икону с ящиком украл.
Марк Сергеевич в разговоре не участвовал, разглядывал иконы, что висели в углу, женщина начала на него коситься. Я решила, что пора прощаться, но не выдержала и спросила:
– А не приезжал ли к вам лет двадцать назад мужчина – высокий, рыжеватый, с бородкой. Он здесь раскопки вел.
– Как звали-то его?
– Анатолий.
– Толя? Как же, помню. Жил он у нас целое дето. Археолог, копался тут, на развалинах, председатель на это сквозь пальцы смотрел. Пьяница у нас председатель был, от пьянства и помер. Толя его и подпаивал, потому что был тут без разрешения.
– А он видел документ, который был в ящике?
– Нет. Мама не показывала. А книгу видел. Он маме сказал, что по-церковному читать умеет, она и вынесла. А он как ее листать начал, весь задрожал даже, особенно когда страницы эти обнаружил, те самые, которых там быть не должно, те, что из музея потом украли. Даже плакал: меня, говорит, Мария Кузьминична, к вам сам бог привел. Эту книгу, говорит, мой прадед в руках держал в монастырской библиотеке.
– Он просил продать книгу?
– Нет, – покачала она головой. – Сказал, ей в музее место. Уговаривал мать отвезти книгу в область. Но мама строгая была. Отдам, говорит, но только в церковь. Даст бог, доживу до тех пор, когда люди снова будут бога бояться. Послушать бы его тогда… Хотя, смотри ж ты, и в музее не сберегли… – Женщина горестно вздохнула. – Толя кинжалы какие-то искал, все мать про них расспрашивал, не видела ли она у кого из местных. Он тут всех бабок обошел и в земле целое лето копался. Только чего там найдешь? В монастыре хоздвор был, горел дважды… Мальчишки местные после его отъезда тоже в фундаменте рылись, все клад искали.
– Это та самая книга, – зашептала я, уже садя в машине. – Понимаете, Марк Сергеевич? Просто невероятно. Здесь был мой отец, и он видел книгу, которую Косте, моему прапрадеду, в библиотеке показал Андрей. Отец не мог ошибиться…
– Он был специалистом по древним книгам? – без выражения спросил Марк Сергеевич.
– А вы считаете, существовало несколько Библий, в которые были подшиты письма Филарета? – съязвила я.
– Разумеется, я так не считаю. Скорее всего, вы правы.
– Как странно! – не удержалась я. – Сегодня я уже дважды встретила людей, с которыми разговаривал мой отец.
– Чего же странного? – пожал плечами Прохоров. – Вы повторяете его путь. Надеюсь, для вас он не закончится столь трагически.
– Прекратите меня запугивать! – разозлилась я.
– Я далек от этого.
Мне очень хотелось послать его к черту и презрительно отвернуться, но обсудить происходящее хотелось еще больше, и я спросила:
