– Вам-то что, это будет мое воспаление… – Пиджак он так и не взял. Я не стала настаивать, но через десять минут меня начала мучить совесть. – Эй, вы там… – пискнула я.
– На самом деле я хотел избавить вас от необходимости, изнывая ночью от неловкости, просить меня перебраться к вам или придумывать предлоги перебраться ко мне. Начнете вздрагивать от всякого шороха и мне надоедать.
Тут за моей спиной что-то треснуло, а я едва сдержалась, чтобы не завопить от страха, и подумала, что он, должно быть, прав. Ночевать в лесу мне ранее не приходилось, и теперь я поняла: грядут испытания.
– Это что, было? – шепотом спросила я.
– Начинается, – вздохнул Марк Сергеевич, затем поднялся и подошел ко мне:
– Двигайтесь ближе к костру, только в него не свалитесь, В этом лесу нет зверя опасней зайца.
– А волки?
– Они ушли. Далеко. Им здесь не нравится.
– Вы говорите с иронией, – насторожилась я.
– Хорошо, здесь полно волков, а также тигров, крокодилов и целое племя людоедов в придачу. Я вас обниму, только не надо вопить и дергаться, просто так удобнее делить пиджак.
Он обнял меня, накрыв пиджаком, и уткнулся носом в мой затылок. Еще и сопеть начал. Зато я быстро согрелась, жар от него шел, как от печки (чуть не подумала «как от преисподней», что опять-таки навело на мысль о близком родстве Марка Сергеевича с самим чертом).
Я слабо пошевелилась, а он тут же буркнул:
– Не вертитесь.
– Вы же должны понимать, что я чувствую себя просто ужасно, – жалобно сказала я.
– С какой стати?
– О, господи… По-моему, глупее ситуации и придумать невозможно.
– Совершенно верно. Я хочу спать, а вы мне мешаете. Если вас смущает мое близкое соседство, то переживать не стоит. Никто не узнает о вашем грехопадении, если сами не расскажете. Но я уверен, завтра вы оборвете телефон, делясь с подругами своим возмущением.
– Вы свинья, – сказала я сурово, а он ответил:
– Замолчите, не то я вас придушу.
После этого оставалось только одно: не принимая его слова близко к сердцу, в самом деле уснуть.
Я смотрела на огонь, прикрыв веки, и считала до тысячи. Где-то на пятой сотне начала путаться, глаза слипались. Я зевнула и вскоре действительно уснула, а проснулась оттого, что какая-то птаха вовсю распевала над головой. Костер давно догорел, над оврагом стелился туман, а я лежала на груди Марка Сергеевича, прикрытая его пиджаком. Левая нога между его ног, а рука в районе его бедра. Он обнимал меня обеими руками самым бесстыдным образом.
– Боже… – простонала я, отдергивая руку. Еще решит, что я посягаю на его мужское достоинство.
Тело затекло, все кости ныли, казалось, я неминуемо скончаюсь. Тут мне в бок уперлась какая-то ветка, и захотелось рыдать от жалости к себе.
Я взглянула на часы: половина шестого. Марк Сергеевич причмокнул губами, пошевелился, потом потянулся и тоже взглянул на часы. Затем приподнял голову и посмотрел на меня:
– Вы спите?
– Нет. Я сейчас умру.
– От стыда?
– Вовсе нет, – удивилась я.
– Ночь в моих объятиях вас больше не смущает? – хихикнул он.
– Я умру от боли – все тело ломит.
– Сейчас пробежимся километров десять, и придете в норму, – весело заверил он.
Я села, едва не угодив ногой в пепелище. Прохоров тоже приподнялся, взглянул на меня и вдруг начал смеяться.
– Что с вами? – решив, что он спятил, спросила я настороженно.
– Вы похожи на испуганного зайчонка.
– На себя посмотрите, – огрызнулась я.
Но, несмотря на неудобства прошедшей ночи, он выглядел молодцом – все та же непоколебимая уверенность в своей неотразимости. Чувство собственного достоинства в нем прямо-таки зашкаливало. Правда, вид слегка портила легкая небритость. Я попыталась представить, как выгляжу я, и заранее ужаснулась.
Он улыбнулся, потом привлек меня к себе и поцеловал. Вместо того, чтобы въехать ему по физиономии, я оцепенела от обиды. А потом заревела самым глупым образом. Слезы катились из моих глаз, и ничего нельзя было с ними поделать. Он был уверен, что может позволить себе поступать, как хочется, а я чувствовала себя униженной. Он взглянул на меня и виновато опустил глаза.
– Простите, – сказал тихо. – Сам не знаю, что на меня нашло.
