– Я уверен, мы подружимся. Дочь моего любимого друга все равно что моя собственная дочь.
– Дядя Гена… – хмыкнула Ритка, когда я простилась с Севрюгиным. – Тебе не кажется его появление подозрительным?
– Мы собирались на дачу, – напомнила я.
Дача находилась в двадцати пяти километрах от города, в тихом живописном месте. Двухэтажный бревенчатый дом стоял на берегу пруда, окруженный высоким забором. Когда папина душа жаждала покоя и тишины, он отправлялся сюда. Но теперь покоем здесь не пахло.
Надо заметить, мы с Риткой интереса к даче не испытывали, будучи сугубо городскими жителями, и после папиной смерти сюда не заглядывали. Однако кто-то дачу вниманием не обошел. Это стало ясно, как только мы въехали в ворота. Симпатичная лужайка перед домом выглядела так, точно здесь проводились военные учения. Комья земли, воронки и нечто, подозрительно напоминающее траншеи. Мраморные плитки подняты и свалены возле дома. Кусты, вырванные из земли, приказали долго жить. Ритка, вдруг заголосив, кинулась за дом, где папа разбил сад, вскоре оттуда раздались душераздирающие стоны. С сомнением оглядев ландшафт, я отправилась в сад, где Ритка, стоя на коленях перед ямкой, лила горькие слезы. В двух шагах от нее лежал засохший прутик, когда-то бывший саженцем яблони. Увиденное в саду меня уже не удивляло – все выглядело точно так, как на лужайке перед домом.
– Нас ограбили, – подняв ко мне заплаканное лицо, сообщила Ритка. – Неужто Севка подлец?
– Тут работы для целой бригады и на неделю как минимум, – заметила я, еще раз оглядываясь.
– Но если не Севка, то кто? – перепугалась Ритка, поспешно поднимаясь. Я дипломатично пожала плечами. – Ты думаешь, кто-то из совершенно чужих нам людей? Лучше бы это был Севка, за ним хоть проследить можно, а если мы даже не знаем этих мерзавцев… Нас ограбили, – закончила она горько. – Я почти уверена, папа спрятал деньги под яблоней, недаром она засохла.
– Пойдем-ка в дом, – предложила я, потому что стоять в саду среди земляных гор, канав и погибших растений представлялось мне довольно глупым.
Но дом тоже нас не порадовал. Дверь была заперта лишь на задвижку, замки сломаны, причем безжалостно. Мебель можно было смело выбросить, стеновые панели сняты, камин разобран, полы вскрыты.
– Что ты на это скажешь? – нахмурилась Ритка, оглядываясь.
– Повеселились на славу, – присвистнула я. – Вот придурки.
– Если что-то нашли, не такие уж и придурки, – заметила мачеха.
– Придурки, – сказала я убежденно. – Папа ничего не стал бы прятать в стенах, каминах и стульях. И в земле бы тоже не стал. Так что старались они напрасно.
– Так где папа их спрятал, по-твоему? – с надеждой спросила Ритка.
– Там, где при конфискации их не найдут.
– А где не ищут? – не поняла она.
Я только пожала плечами:
– Вызывай ментов, дача застрахована, нам должны за этот погром деньги.
– Деньги нам нужны, – согласно закивала Ритка, набирая номер.
Оставив мачеху разбираться с милицией, я на маршрутке вернулась в город, наконец-то забрала свою машину и поехала домой, размышляя, следует ли позвонить Севрюгину или отложить звонок на завтра.
Хотя время близилось к обеду, Севки дома не оказалось, что меня вовсе не огорчило. Я включила чайник, и тут в дверь позвонили. Распахнув ее после третьего звонка, я обнаружила на пороге двух здоровяков такой колоритной внешности, что при взгляде на них зубы сводило. Папа, будучи жив, неустанно повторял: «Прежде чем открыть дверь, смотри в глазок». Не пошла мне на пользу родительская наука, о чем я скоренько пожалела.
Итак, два типа стояли на моем пороге. Первый был широк, серьезен, со шрамом на лбу, венчиком светлых волос и руками-кувалдами, которые сцепил внизу живота. Ноги на ширине плеч, брюки свободного покроя, рубашка навыпуск. На любое предложение, которое могло поступить от типа подобной комплекции, хотелось радостно ответить: «Конечно, с удовольствием».
Второй был чуть выше и значительно шире, шрам имел место на щеке в районе левого глаза, отчего глаз казался хитро прищуренным. Раз взглянув на парня, хотелось скончаться быстро и безболезненно, не дожидаясь каких-либо предложений.
Я таращилась на них, питая слабую надежду, что еще не все потеряно, к примеру, они просто ошиблись квартирой, но тот, что пошире, открыл рот, и мое извечное невезение вступило в законную силу, потому что парень спросил:
– Смородина Мария Анатольевна здесь живет?
– Здесь, – с готовностью кивнула я, потому что ничего другого мне не оставалось. Оба сделали слабую попытку улыбнуться: первый раздвинул губы, став похожим на акулу, второй выпятил нижнюю челюсть, прищурил сразу оба глаза и вновь спросил:
– Она дома? – Кстати, голос звучал с намеком на задушевность, как он сам себе ее представлял.
– Дома, – вздохнула я и попробовала схитрить: – А зачем она вам?
Парни с недоумением переглянулись, после чего второй уклончиво ответил:
– Это мы ей объясним.
– Объясняйте, – обреченно вздохнула я, парни вновь переглянулись, и мы некоторое время молчали, пялясь друг на друга. Я не выдержала первой. – Заходите, – сказала я. Они вошли и вновь уставились на меня.
– Слушаю вас. – Подумала и добавила: – Мария Анатольевна – это я.
