Парни тут же нахмурились, вглядываясь в мою физиономию, точно пытаясь в ней рассмотреть что-то глубоко спрятанное.
– Вроде похожа, – заметил один другому, тот кивнул, но с сомнением. – Паспорт покажите.
– Нет у меня паспорта, – ответила я с печалью. – Свистнули. Вместе с сумкой. Меня на днях в заложницы взяли, и я лишилась ценностей.
– Вот об этом мы и хотели поговорить, – невероятно обрадовался тот, что пошире.
– Так вы из милиции? – догадалась я.
– Ну… – промычал он уклончиво. – В общем, мы из охраны заведения.
Я только моргнула, но уточнять не рискнула.
– Проходите на кухню, я вас напою чаем.
Они прошли и сели, но от чая отказались наотрез.
– Расскажите, как дело было, – предложил парень с прищуром.
– А вас как зовут? – не осталась я в долгу. Не больно-то мне было это интересно, но глупо вести беседу, не зная, как обратиться к людям. Опять же к тому моменту я немного успокоилась и решила, что кричать «караул» рано, вдруг все как-нибудь обойдется.
– Вася, – на мгновение запнувшись, ответил парень с прищуром. – Это меня. А его Вадим.
Вадим удовлетворенно кивнул, а я выдала свою коронную улыбку, лично я называю ее ослепительной, а Ритка идиотской, но о вкусах, как известно, не спорят. Парням улыбка понравилась, и я решила закрепить успех.
– Меня можно звать Маней, так привычнее.
– Ага, – кивнул Вася, поставил локти на стол и задушевно попросил: – Маня, расскажи, что там за пальба была.
– В блинной? Ужас там был неописуемый. – И я поведала о своих переживаниях максимально правдиво, умолчав об однокласснике, резонно рассудив, что Васе с Вадимом знать о нем ни к чему.
Слушали они внимательно и вроде бы даже сочувствовали, хотя тут с уверенностью не скажешь, раз физиономии по отсутствию эмоций могли соревноваться с кирпичом, но время от времени согласно кивали, и это было уже хорошо.
Когда рассказ подошел к концу, мне задали совершенно нелепый, с моей точки зрения, вопрос:
– Так что было сначала? Пацаны сперва шмальнули, а потом грабить стали или наоборот?
– Конечно, наоборот, – удивилась я. – Зачем им просто так шмалять? Дядька не хотел отдавать деньги, они и разозлились. – Я вновь пересказала данный эпизод, стараясь не увлекаться и ничего не придумывать.
– Слышь, Маня, – спросил Вадим, – а может, они того – дядю в расход, а всю эту бодягу со стрельбой для отвода глаз?
– Дядька сам напросился, – нахмурилась я, – лег бы на пол вместе со всеми, глядишь, остался бы жив.
– А куда тебя эти психи повезли? – задали они мне очередной вопрос, и я на него правдиво ответила. – Значит, масок они не снимали и ты их лиц не видела?
– Нет. Если б увидела, они бы меня тоже убили, это же азбука.
– Чего? – насторожился Вася.
– Ну, грабители стараются не оставлять свидетелей, а тут еще убийство. Свидетель им точно ни к чему, так что мне здорово повезло.
– Слышь-ка, может, чего запомнила? Татуировку на руке, голос… может, кто из них шепелявил?
– Да нет, вроде ничего такого. Если честно, я здорово перепугалась, мне не до татуировок было.
– А голос узнаешь, если мы к тебе этих придурков приволокем?
– Ну… попробовать, конечно, можно, – чтобы их не разочаровывать, ответила я, – только вы их сюда не волоките, у меня мачеха нервная, вряд ли ей это понравится. Она грабителей до смерти боится, с утра до вечера талдычит: «Запирай дверь на цепочку, запирай дверь на цепочку».
– Оно конечно, – сказал Вася, а Вадим согласно кивнул. – Короче, вот тебе телефон, если вдруг что вспомнишь, и вообще…
– Я вам тоже свой мобильный запишу, – обрадовалась я такому счастью, сообразив, что они уходят.
Мы обменялись номерами телефонов и дружно потопали к двери. Не успела я коснуться рукой замка, как дверь сама собой открылась и появился Севка. Взглянул на меня без особой охоты, буркнул что-то, отдаленно похожее на «привет», взгляд его переместился на гостей, и друг моей мачехи изменился в лице, то есть перемены были настолько разительны, что на них обратила внимание не только я, но и гости. Они нахмурились и притормозили, а Севка, слегка заикаясь, сказал:
– Что за дела?
– Не понял? – изрек Вася.
И правильно, я тоже не поняла, а хотелось бы…
Севка между тем приободрился, причем до такой степени, что перестал заикаться.