– Да-да, – энергично закивал он, а здоровяк нахмурился, то ли соглашаясь с данным утверждением, то ли нет, и вдруг заявил:
– Это мой адвокат, Матюшин Богдан Семенович.
Богдан Семенович раскланялся, и оба они уставились на Ритку.
– Вдова, – сказала она скромно. – Рада, что вы нас посетили, – добавила она немного невпопад, потому что разволновалась. Ритка всегда волновалась, стоило ей вспомнить моего родителя, а при посторонних ей просто удержу не было, вот и сейчас она промокнула глаза платочком и закончила: – Мой дорогой покойный муж очень много о вас рассказывал.
– Что рассказывал? – насторожился здоровяк. Вопрос поставил Ритку в тупик. Уверена, о Севрюгине она услышала сегодня впервые, папа был не любителем поговорить, а друзей у него сроду не было, если не считать дяди Вити, с которым они долгие годы работали бок о бок и которого папа неизменно называл аферистом и жуликом. Но данное обстоятельство Ритку не смутило, она смогла с честью выйти из положения.
– Много хорошего, – ответила она лаконично. Здоровяк подумал и согласно кивнул.
– Позвольте выразить соболезнования, – принялся журчать Богдан Семенович, ухватил Ритку за руку и легонько сжал ее.
– Благодарю. В эту трудную минуту, когда мы остались без горячо любимого папы и супруга и буквально без средств к существованию, забота его друзей для нас особенно ценна.
Оба папиных друга переглянулись, а я ухватила Севрюгина за руку, встряхнула ее и сказала:
– Я вас вспомнила, вы мне лошадку подарили на день рождения. Я ее до сих пор храню.
– Лошадку? – обалдел он и тут же добавил: – Да-да, конечно, лошадку.
Что тут скажешь, форменный жулик. Мы сели за стол, и Богдан Семенович принялся нас угощать.
– Расскажите о постигшем нас несчастье, – попросил он, когда мы помянули папу. – Как скончался наш друг? Долгая продолжительная болезнь?
– Нет, – скорбно покачала головой вдова. – Сгорел. Можно сказать, мгновенно. – И с чувством поведала о папиной кончине.
Севрюгин внимательно слушал. Маленькие, глубоко посаженные глазки слегка посверкивали, недоверчиво и сердито.
– В закрытом гробу хоронили? – спросил он весьма заинтересованно. – Выходит, никакой гарантии, что он там?
Богдан Семенович робко кашлянул, а Севрюгин насупился. Ритка чуть приоткрыла рот и так посидела с минуту, после чего в глубинах ее сознания вызрел вопрос:
– Вы думаете, нам кого-то подсунули? О господи… то-то мне так тревожно. И папа дважды являлся, вроде как не в себе, и ругал меня на чем свет стоит. А за что, спрашивается? Похороны были на высшем уровне, венки и прочая атрибутика стильная, на мне костюм за полторы тысячи баксов, специально заказывала, папа должен быть доволен… Конечно, если эти жулики положили то, что у них под рукой оказалось, тогда папино возмущение понятно: на кого попало такие деньги выкинули. Папа не одобрял пустые траты… Но если нам подсунули чужого, то где же папа? Лежит неприбранный и злится на меня… Маня, мы срочно должны решить этот вопрос, – повернулась она ко мне и наконец-то заткнулась.
– Папа прибыл из-за границы, – напомнила я, – там у них порядок, и если в бумаге стоит папино имя, значит, его и положили.
– Чего ж он тогда ругался? – усомнилась Ритка.
– Может, ему твои стильные венки не понравились. Или костюм. Папа был консервативен, а у тебя вырез до самого пупка.
Тут Богдан Семенович кашлянул, и мы разом обратили к нему свои взоры.
– Э-э… вы упомянули, что наш дорогой друг оставил вас без средств. Как прикажете это понимать?
– Буквально, – вздохнула Ритка и принялась долго и подробно расписывать наши лишения.
Севрюгин слушал, нервно шевеля руками. Выглядели они, его руки, к слову сказать, забавно. Короткие, широкие ладони, сплошь покрытые татуировкой. Здесь были гирлянды каких-то экзотических растений, имя Гена, кинжал, еще буквы, которые никак не складывались в слова, и как апофеоз – череп с костями на безымянном пальце. Что-то подсказывало мне, что Геннадий Петрович прошел суровую жизненную школу.
Ручки Богдана Семеновича, напротив, были тонки, белы и костлявы, а глазки постоянно слезились. Сначала я думала, что он так убивается по нашему папе, потом поняла – это какая-то болезнь, вроде конъюнктивита.
Ритка, закончив рассказ о нашей бедности, схватила папиных друзей за руки и поинтересовалась:
– А вы женаты? – Взгляд ее метнулся от Севрюгина к Богдану и вновь вернулся к Севрюгину. Тот крякнул и попытался выдернуть руку, но не тут-то было, Ритка держала ее насмерть.
– Я вдовец, – сообщил Богдан Семенович, – имею на иждивении троих детей, престарелую мать и сестру-инвалида.
Ритка сразу выпустила его руку.
– Я не женат, – с трудом выговорил Севрюгин, и Ритка вцепилась в его ладонь обеими руками.
– Вам надо жениться, – твердо заявила она. – Только в браке мужчина может ощущать себя полноценным человеком. Без женской заботы, внимания, без ласки, наконец, мужчина чахнет… Что-то мне ваш цвет лица не нравится. Вас печень не беспокоит? Надо показаться врачу, но главное – диета. Правильное питание – основа здоровья.
– Я прекрасно себя чувствую, – рассердился Севрюгин.
