– А можно поговорить с хозяевами?
– Хозяева в Москве. У Зины, соседки из пятьдесят третьего дома, есть адрес.
– Спасибо… – Я прикидывала, как продолжить разговор, но тут женщина сама пришла мне на помощь:
– Хозяйка-то, я имею в виду этот дом, умерла года три назад. А хозяину до пенсии немного осталось. Собирался здесь жить, как на пенсию выйдет. Так что вряд ли продаст… Хотя, может, и надумал… Ездит редко, машины нет, а автобусом до нас добираться одна морока.
– Что, совсем не ездит? – спросила я. – Пропадет дом…
– Весной был как-то. А дом сдает. Так ведь какие жильцы, одни жили – просто беда, что ни день, то пьянки, то на машинах начнут гоняться, то магнитофон орет ночь напролет. В милицию жаловались. А с домом-то что сделали: ведь половину стекол переколотили… вот и сдавай таким…
– А кроме этих, еще жильцы были?
– В прошлом году жила пара, откуда-то издалека приехали, вроде из Тюмени. Отпуск у них, а чтоб постоянно, никто не жил.
– А мужчина с ребенком?
– Это из Москвы, что ли? А зачем они вам?
– Вы видели ребенка? – боясь упасть в обморок, спросила я.
– Видела, – пожала плечами женщина. – А вам чего надо: дом или ребенка?
Я вытащила фотографию и ей протянула.
– Это он?
Женщина повертела ее в руках и громко крикнула:
– Маришка, иди-ка сюда!
Из дома появилась девчушка лет десяти.
– Глянь, – сказала ей женщина. – Похож на Славика? Того, что весной здесь жил?
– Славика? – переспросила я.
– Вроде похож, – пожала плечами девочка. – Я его видела раза три. Рисовать он любил – это я помню, везде рисунки были…
– Подождите, с кем он жил?
– С отцом, – удивилась девочка, задумалась и вдруг испугалась: – То есть я не знаю…
– А когда они приехали?
– В конце февраля, – ответила женщина. – А уехали в апреле, в самом начале. Жили тихо. Я еще удивлялась: мальчонка-то не гуляет совсем. А мужчина пришел к нам насчет молока договариваться. Ну, я и спросила, а мальчишка-то больной, эпилепсия у него, бегать, прыгать нельзя, а с детьми как не прыгать, вот и не пускал. Приехали из Москвы, отец сказал, в отпуске, перед школой, говорит, в тишине ребенку побыть да на свежем воздухе.
– Так мальчик был с отцом?
– Наверное, – удивилась женщина. – А кто еще с ребенком-то возиться будет?
– Ребенок никогда не выходил на улицу?
– Может, выходил, не помню… Молоко Маришка носила…
Маришка кивнула:
– Я в дом не входила, позвоню и банку отдам. Видела мальчика, дядька его Славиком называл, раз на веранде видела рисунки, а гулять его не пускали. Да, у них еще собака была, здоровая такая, забыла, как называется, так вот, она всегда с мальчишкой, глаза злющие. Я в калитку звонила, чтоб дядька вышел, потому что собаки боялась. А несколько раз мальчик открывал, и я заходила на веранду.
– Кто-нибудь приезжал к ним?
– Не видели. Вот уж когда они уехали, были два раза, расспрашивали, по всему поселку ходили. А этот мальчик, он вам кто?
– Сын, – ответила я.
– Как же так? – насторожилась женщина.
– Мы с мужем развелись, и он увез сына…
– Вот оно что… – протянула она, но взгляд свидетельствовал о том, что вряд ли поверила моему объяснению. – Да, всякое в жизни бывает…
– А как выглядел мужчина, вы не помните?
– Ну… высокий, волосы темные, симпатичный, вежливый такой…
Женщину, должно быть, утомили расспросы. Воспользовавшись тем, что к ней не обращаются, девчушка ушла в дом, вслед за ней поднялась и мать.
– Спасибо, – сказала я.
– Не за что, – пожала она плечами. – А если насчет дома разузнать хотите, так обратитесь к соседке.
