даже.
– Такому поспешному отъезду должно быть объяснение. Пожалуйста, постарайтесь вспомнить, не произошло ли что-нибудь такое, что расстроило ребенка, может быть, он что-то вам рассказывал?
– Нет… нет… я прекрасно все помню, он был серьезным мальчиком, но сказать, что чем-то расстроен… нет. – Тут ее взгляд неожиданно остановился на ворохе газет на столе в дальнем конце комнаты. – А знаете, – сказала она, – Слава действительно однажды очень расстроился, и ведь как раз в последний свой приход сюда. Незадолго до этого к нам приходил корреспондент областной газеты. Писал статью о том, как нелегко сейчас приходится таким Домам культуры, как наш, а ведь в поселке это единственное место… извините. – Она кашлянула и продолжила: – Так вот, он пришел еще до занятий, смотрел рисунки, конечно, обратил внимание на работы Славика, хотел сделать несколько фотографий, как дети занимаются… вы понимаете. Я, конечно, согласилась, но мы договорились, что фотографировать он будет вот из той комнаты. Если дверь открыть, все наше помещение как на ладони, а дети будут вести себя естественно. Детям я ничего говорить не стала, решив сделать им сюрприз. Статья появилась, мы получили номер, ну и я показала фотографию ребятишкам, точнее, две фотографии. Одна общая, а на второй Славик и подпись: «Будущий великий художник». У меня эта газета хранится, я ее вам сейчас покажу.
Женщина подошла к полкам и стала перекладывать там различные бумаги, продолжая рассказывать:
– Я так радовалась, а Славик, представьте, нет, то есть ничего такого он не сказал, а погрустнел как-то и до конца занятий не досидел, отпросился пораньше. А на следующий день уже не пришел… Вот газета, взгляните.
Снимок был не лучшего качества, да и бумага тоже, но на фотографии, безусловно, был Ванька, а фотография та же самая, которую принес мне Леня. Два месяца назад мой сын был жив.
– Вам плохо? – испугалась женщина.
– Нет, – не сразу ответила я. – Спасибо вам.
– Если хотите, возьмите газету с собой, у меня есть еще одна, дома.
– Спасибо. – Я взяла газету из ее рук и, не простившись, пошла из комнаты.
«Ванька жив, – стонала и пела душа. – Мой сын где-то здесь. Господи, хоть бы какой-то след, хоть следочек… хоть что-нибудь…»
Саша с удивлением посмотрел на газету:
– Что это?
– Ванька три недели посещал изостудию. Потом его фотография появилась в газете, и он исчез. – Надо же… выходит, мы не зря сюда заехали… – Саша внимательно рассматривал фотографию в газете. – Это точно твой сын?
– Да…
– Что удалось узнать?
Я пересказала свой разговор с преподавательницей, радуясь и воодушевляясь все больше и больше.
По дороге в город воодушевления у меня поубавилось и появились иные мысли.
– Сворачивай к кладбищу, – попросила я Сашу.
– К какому? – удивился он.
– К Чепракову, ведь сейчас там хоронят?
– Да, конечно. Зачем тебе кладбище?
– Хочу кое-что проверить.
Он не стал больше спрашивать и на развилке свернул к кладбищу.
Мы оставили машину возле ворот и зашагали по аллее с огромными березами. Я заметила домик сторожа и свернула туда, вовремя сообразив, что найти могилы мне будет нелегко. Трое мужиков сидели за шатким деревянным столом и играли в домино.
– Простите, могу я увидеть сторожа? – задала я вопрос.
– Я сторож, – отозвался хмурый дядька с красным лицом.
– Два года назад у вас похоронили семью, погибшую при взрыве дома.
– Двенадцать человек? Помню. Хотите посмотреть на могилу?
– Да. Где это?
– Тут неподалеку. Первый поворот направо, там еще сосна кривая. Увидите.
Сосну мы и в самом деле увидели сразу, а потом и могилы. На двух – мраморные плиты. На первой выбито девять имен, на другой три. Я опустилась на колени и коснулась рукой черного мрамора.
– Здесь твой сын? – спросил Саша, увидев надпись «Антонов Ваня».
– Здесь все, – кивнула я. Здесь действительно были все. Чуть поодаль – могилы моих подруг с мужьями.
Саша присел на корточки, исподволь меня разглядывая.
– Надо было цветов купить, – заметил он неопределенно.
– Да…
Прошло минут пять, он поднялся, посмотрел вокруг.
