– Александр Алексеевич, я этого парня убила, так что еще долго не смогу забыть его.
– Извини, – брякнул он.
В себя Саша пришел быстро и начал рассуждать, я до поры до времени слушала молча, потому как повода возражать не видела. Логично мыслить парень умел, вот у меня так, к примеру, не получается.
– После взрыва дома убийцам стало известно, что ты осталась жива. Скорее всего узнали они об этом случайно, возможно, просто увидели тебя на пепелище или на улице, ты была в шоке и вполне могла бродить где-то, а потом начисто об этом забыть. Выследив тебя на даче, подсылают убийцу. Но он гибнет сам. Вопрос: почему его труп переносят за километр от места гибели, какой в этом смысл? Только один: никто не должен связать его смерть с тобой, то есть для остального человечества, кроме затеявшего это убийство, ты погибла в доме. Сразу второй вопрос: почему это так важно? Почему от тебя хотели избавиться, если ни о каких делах мужа ты не знала, и почему это надо было сделать тихо?
– Ты ждешь, что я отвечу?
– Нет, если честно.
– Тогда продолжай.
– По твоему мнению, подонком, отдавшим приказ взорвать дом, был Сева Крест. Он не побоялся угробить шестнадцать человек, с какой стати стал бы скрывать неудачное покушение на даче? Да и на кой черт ему твоя смерть, раз с вором он расплатился по-крупному? Кое-что о Севе я слышал, он любит зрелища, но он не психопат. Видно, очень ему насолил твой муж, раз он решился на этот взрыв, а потом с маниакальной настойчивостью преследовал тебя.
– Если это не он, то кто? – внесла я свою лепту в игру «вопросы – ответы».
– Некто желающий оставаться в тени. Может быть, труп подскажет нам, что это за любитель темных углов. Попробую разузнать об этом парне.
– А еще о мотоцикле «Хонда», – подсказала я. – В городе их не так много, две восьмерки – уже кое-что, а ты, в конце концов, частный детектив. Правда, у тебя уже есть клиент…
На последнее замечание он не пожелал отреагировать, почесал бровь очень примечательным жестом и сказал:
– Для начала я хочу поговорить с Батом. Он был в команде Толстяка и располагает кое-какой информацией.
– Эта идея меня не вдохновляет, – съязвила я. – Не люблю играть втемную. По опыту знаю: жутко невыгодно.
– Ты будешь присутствовать при нашем разговоре. Такой вариант устроит?
– А он согласится? – усомнилась я. – Если честно, мы с ним не очень дружим.
– Держи язык за зубами и, главное, не пытайся острить, все остальное я беру на себя.
Он остановил машину и начал звонить, а я вышла и удалилась метров на пять, демонстрируя тем самым полное доверие частным сыщикам с настоящей лицензией. Вряд ли разговор с Батом поможет напасть на след Ваньки, если Толстяк мне не врал, конечно. Лучше бы заняться мотоциклистом… но пренебрегать никакой маломальской возможностью я не имею права…
– Он подъедет на площадь Маяковского в восемь часов. Я предупредил, что ты со мной.
– Он был счастлив?
– Я же просил: не пытайся острить. Юмор висельника не к лицу красивой женщине.
– Ты это серьезно? – поразилась я.
– Насчет юмора?
– Нет, насчет красивой.
– А-а… Ты давно не видела себя в зеркале и забыла, как выглядишь.
– Ладно, выберу время и непременно освежу впечатления.
– Замечательно. А сейчас поехали в какое-нибудь кафе, я оголодал и в таком состоянии буквально ни на что не годен.
– Платить будет бедный парень?
– Конечно. Каюсь, люблю иногда приврать, так, самую малость.
Площадь Маяковского в действительности вовсе не была площадью. Проспект справа расширялся вплоть до зеленой лужайки перед древним собором, слева, возле здания Исторического музея, приютился небольшой скверик с кустами сирени, а в центре его памятник Маяковскому. Чем приглянулся поэт отцам города, понять трудно, Владимир Владимирович никогда в наших краях не бывал, но памятник здесь имел. Была еще городская библиотека, названная его именем. Иногда в голову приходят очень странные мысли. В ожидании Бата я думала о том, что великий поэт был крупным мужчиной, а наш памятник вышел уж очень небольшим, вовсе не похожим на собрата в столице: маленький, неказистый, в светлое завтра не зовет и сам вроде бы никуда не собирается. Неправильный какой-то памятник. Если б Гоголь так стоял, задумчиво и отрешенно, или, к примеру, Пушкин – оно понятно, а вот Маяковский… – Бат приехал, – сказал Саша, и Маяковского пришлось оставить в покое.
Саша договорился встретиться с бывшим соратником в городском парке, который начинался сразу же за Историческим музеем, но мы решили дожидаться его приезда на площади, отошли подальше от проезжей части и устроились на скамейке метрах в тридцати от собора. Я ела мороженое, а Саша следил за дорогой.
Бат объехал сквер с Маяковским, поставил машину на стоянке прямо возле музея и зашагал в сторону парка.
Мы поднялись и торопливо направились следом, стараясь не терять его из виду. Я собиралась нарушить Сашин запрет и произнести при встрече что-нибудь бодрящее, Саша хмурился и вел себя немного странно,
