объятиями, не то вернется твой Цицерон, опять начнет жмотничать, и я опять буду трахать тебя лишь в мечтах.
Прогноз Ника, что Рахманов скоро появится, как ни странно, оправдался. Он позвонил мне через неделю.
– Солнышко, – сказал, как ни в чем не бывало, – ты куда пропала? Я не мог тебе дозвониться.
– Неужели? – съязвила я, собираясь послать его к черту.
Но рядом сидел Ник, который отобрал у меня трубку, прикрыл ее рукой и сказал:
– Только попробуй. Чтоб голос звенел от счастья, мать твою!
И голос мой зазвенел:
– Я думала, ты меня бросил. Твой консьерж не пускал меня дальше порога, а охранник и на порог не пустил…
– Серьезно? Просто невероятно. Я разберусь. Слушай, я страшно соскучился. Давай сегодня поужинаем в «Карусели», там отдельные кабинеты…
– Ишь, как заливается, сладкоголосый, – хихикнул Ник, когда Рахманов, изложив программу– минимум на вечер, наконец со мной простился. – Я ж говорил, без твоих прелестей он долго не протянет. И почему все мужики такие придурки? Ведь догадываемся, что нет принципиальной разницы между двумя парами ляжек, и задница, как ни крути, задницей и остается, но почему-то тянет пристроиться к строго определенной.
– Тебя тянет? – усмехнулась я.
– Про это мы уже говорили. Что дозволено Юпитеру… далее ты знаешь, ты у нас сучка образованная. В общем, рожу-то не криви, ублажай, облизывай его с восторгом и упоеньем. Цицерон нам очень даже пригодится. А когда мозги у парня потекут, уговори его взять Машкину защиту в суде на себя. Если мы ее идиоткой на всю жизнь объявим, ей придется очень долго отдыхать в психушке. Значит, надо давить на временное помутнение рассудка и убийство в состоянии аффекта. И здесь нам лучшего головастика, чем Рахманов, не найти. Как начнет байки травить, заслушаешься. Я пару раз на заседания ходил, чтоб удовольствие получить. Не поверишь, в особо трагических местах даже плакал.
– Ник, – вздохнула я, прерывая поток чужого красноречия, – заткнулся бы ты хоть ненадолго. Лучше скажи, почему он две недели от меня бегал, а теперь вдруг объявился?
Ник оставил свою дурашливость и хищно улыбнулся.
– Потому что паскуда он, твой Рахманов. Любит жар чужими руками загребать. Две недели назад, когда ты к нему рвалась, пришлось бы решение принимать или быть очень скверным в твоих глазах. А теперь, когда уже все решено… мальчик ничем не рискует. К тому же он уверен: мозги тебе за это время вправили, и ты даже намеком, даже интонацией не позволишь себе дать ему понять, что он сволочь. Иди, радость моя, подготовь себя к любовному свиданию. И покажи ему класс, чтоб он с катушек съехал.
– Ник, ты помнишь, что мне обещал? – помедлив, спросила я.
Он с обидой развел руками:
– Само собой. Что еще за недоверие?
Обещание он выполнил. Уже через два дня я получила от Машки записку. «Я в порядке. Не беспокойся. Как там наши дела?»
Вот тогда мне стало по-настоящему страшно. Сможет ли Машка понять: то, что я сделала, было сделано для того, чтобы ее спасти? Не только понять – простить? Эта мысль не давала мне покоя, я торопила тот день, когда мы встретимся, и страшилась его одновременно. Что я скажу ей? Что Приходько внезапно исчез, а Рогозина обвинили в получении взятки и от расследования всех дел отстранили до выяснения обстоятельств? «Главное, чтобы она вышла оттуда… – твердила я себе. – А там…»
Тоска гнала меня к Виссариону. В бар я приходила к открытию и сидела там часов до четырех утра, когда разбредались по домам последние посетители. В воскресенье, ближе к одиннадцати, в баре появился Тони. Из посетителей была лишь одна мамаша Кармен, баба лет пятидесяти, с мощным бюстом и глазами навыкате. Старая сводня натаскивала новеньких, преимущественно деревенских дурочек, которые трудились на дороге, а свободное время посвящала гаданию, за что в свое время и получила прозвище Кармен. Нрав у нее был добрый, что в ее среде редкость, и мамашу все любили. Виссарион и вовсе испытывал к ней подозрительно нежные чувства. Должно быть, потому, что она всем девкам предсказывала скорое замужество, полтора десятка детей, достаток, любящего мужа и душку-свекровь в придачу. Кармен утверждала, будто обладает даром ясновидения, что в глазах девок невероятно повышало ее статус. В общем, можно было считать, что в баре лишь свои, оттого политесы разводить я не стала. Тони подошел, а я молча на него уставилась, предоставляя ему возможность произнести первую реплику.
– Я пришел… – начал он и замолчал.
– Это я вижу, – ответила я.
– Я хотел узнать… что с Машкой. Я пытался… – Он опять замолчал под моим взглядом.
– Помнится, ты ее бросил. Твое праведное сердце не могло смириться с тем, что она наркоманка.
– Перестань, – поморщился Антон, а я пожала плечами.
– Ты бросил ее по другой причине? – не унималась я. Он вздохнул и отвернулся. – Ну вот, а теперь она еще и чокнутая. Неподходящая пара для такого парня.
– Я хотел помочь…
– Когда?
– Послушай, я действительно очень хочу помочь. Я…
– Катись отсюда, – перебила я.
– Я разговаривал с Олегом, он согласен…
– Катись отсюда, – повторила я.
