– И вам того же.
Рогозин отошел на несколько шагов и вдруг повернулся.
– Он был прав. Такое впечатление, что у вас во врагах весь мир.
– На самом деле только сосед – затеял ремонт и долбит в стену с утра до вечера. Я от этого зверею.
Теперь он улыбнулся шире и наконец покинул бар.
– Есть идеи, что ему от тебя надо? – тут же спросил Виссарион.
– Будем ждать, когда скажет.
– Думаешь, он еще придет?
– Конечно.
Он пришел на следующий день. Но из-за дождя народу в бар набилось предостаточно, так что ему пришлось удовольствоваться лицезрением моей физиономии, пока я услаждала души шлюх прекрасной музыкой. Когда он покинул заведение, я не заметила, но, отправившись домой, обнаружила его в нескольких метрах от бара – он сидел в машине и, вне всякого сомнения, ждал меня.
Когда я поравнялась с его автомобилем, он распахнул дверь со стороны пассажира и сказал:
– Садитесь.
– Решили за мной приударить? – весело спросила я.
– А что, есть возражения?
– Как раз сейчас у меня сногсшибательный роман.
– С Рахмановым? – серьезно спросил он. – Роман продлится недолго. – И повторил: – Садитесь.
Я оглянулась и сочла за благо сесть в машину.
– Ну, так что вам от меня нужно? – не очень вежливо спросила я.
– Я ведь уже сказал, Борис был моим другом. И его смерть… Он ведь заезжал к вам в тот вечер?
– Заезжал, – кивнула я, едва сдерживая злость. – Приходил поскандалить. Пьяный, разумеется. На трезвую голову он был довольно покладист.
– На какой предмет скандалили? – спросил Рогозин и на сей раз улыбнулся, вроде бы и спрашивал несерьезно, но ответа, безусловно, ждал.
– На предмет любви. Упрекал меня в измене. Это было тем более обидно, что верность хранить я не обещала.
– И его смерть вас ничуть не огорчила?
Я очень внимательно посмотрела на него, потом усмехнулась и покачала головой.
– Разумеется, она меня огорчила. Но виноватой я себя не чувствую.
– Уверен, что так. Виноватым должен себя чувствовать тот, кто отдал приказ его убрать. Но мне трудно заподозрить такое чувство в господине Долгих.
– А кто это? – серьезно спросила я.
– Вы что, газет не читаете?
– Нет, конечно. И что о нем пишут?
– Много всего, – пожал Рогозин плечами. Если он и рассчитывал уловить в моем голосе издевку, то вряд ли в этом преуспел, я говорила серьезно, в его голосе намек на раздражительность тоже отсутствовал, как видно, с выдержкой у дяди полный порядок. – Зачастую много хорошего. Благотворительностью занимается, является председателем областного союза предпринимателей, депутат законодательного собрания. Правда, иногда кое-кто пытается напомнить, чем зарабатывает себе на жизнь этот господин.
– Надо полагать, дядя бизнесмен, если он председатель какого-то там союза.
– А вы сообразительная, – кивнул Рогозин и тоже без намека на издевку. – Если торговлю оружием и наркотиками можно назвать бизнесом.
– Ого, – вздохнула я. – Серьезно. А чего не посадите, если все знаете?
– Одно дело – знать, и совсем другое – доказать. Разницу уловили?
– То есть догадки есть, но все бездоказательные. Занятно.
– Еще бы. Такое сплошь и рядом. Вот я, например, совершенно точно знаю, что в вечер убийства журналиста Алексея Тендрякова с ним в баре были вы, но доказать не могу. Следовательно, не имею возможности привлечь вас как соучастницу убийства. Или вы только свидетель?
– А кто убийца? – спокойно спросила я.
– Хорошо вам известный Виктор Олегович Одинцов.
– Одинцов? Не помню. Впрочем, я мало кого из знакомых мужчин знаю по фамилии. Ну а раз вам известен убийца, логично ему вопросы задать.
– Не успели. Скончался. Шлиман решил копнуть поглубже, хоть я ему и не советовал, и разбился на машине.
– Что вы хотите сказать?
