– Что с Михаилом? – поинтересовалась я, чтобы немного отвлечь его.
– Сторожил, а этот вредитель, жилец соседский то исть, опять шастал. Михаил стал его гнать, а он в него палкой швырнул и угодил прямо в лоб, а сам в дыру утек. Я-то как раз шел, чтобы вас к столу позвать, а тут такая незадача.
Михаил к этому моменту раскрыл глаза и даже смог приподнять голову. Мышильда, с любопытством заглянув в его лицо, сказала без видимой радости:
– Жить будет, – и, переведя взгляд на дыру, прошипела: – Убить его, что ли?
– Нельзя, – вздохнула я в отчаянии, потому что руки у меня прямо-таки чесались. – Он троюродный.
Я решительно зашагала к соседской дыре. В ней как раз появилась физиономия Эдуарда, и я быстро схватила его за уши:
– Ах ты, гад…
Мышильда мигом подскочила сзади и отвесила ему два пинка, с левой ноги и с правой. Он попытался лягнуть мучительницу в ответ, но я, отпустив его уши, схватила за нос. Он взвыл и стал оседать на землю, чему я воспрепятствовала, предложив ему «показать Москву». Он взвыл еще больше и с французским прононсом, невесть откуда взявшимся, прокричал:
– Отпусти, дура!
За «дуру» тут же схлопотал затрещину и затих, продолжая дико вращать глазами. Я пристроила его возле забора и укоризненно сказала:
– Ты изувечил Михаила.
– Ты, гад, зачем палкой швыряешься? – налетела на него Мышильда. – Ишь, умник какой, палкой… Я тебе покажу, как с холодным оружием на человека…
В этот момент на крыльце дома, где временно проживал наш троюродный братец, показалась хозяйка и заголосила.
– Вы что орете, гражданочка? – с любопытством спросила Мышильда, подходя к ней ближе. Бабка схватилась за сердце и заорала еще громче. Потом собралась с силами и отчетливо прокричала:
– Убивают…
– Кого? – не поняла сестрица. Тетка ткнула пальцем в забор, рядом с которым отдыхал троюродный и стояла я. – Они их не убивают, – покачала головой Мышильда, – и даже совсем наоборот. Ваш жилец ихнему мужу нанес повреждение, бросил палку и угодил в лоб. Сами подумайте, ежели каждый начнет палками швыряться, так это что же будет? Пожалуй, на улицу не выйдешь. Как считаете?
– Считаю, – пролепетала бабка.
– Вот, – обрадовалась Мышь. – А как ихний муж пострадавший, они, стало быть, и гневаются. А вам совершенно незачем кричать.
Ухватив Эдуарда за шиворот, я подтащила его к крыльцу, чтобы дать бабке возможность убедиться в том, что он целехонек, но она, завидев меня в опасной близости, пролепетала «святые угодники» и, на ходу крестясь, исчезла в доме. Лишившись последней защиты, Эдуард обмяк и вел себя совершенно спокойно, хотя хмурился и торопливо отводил взгляд. Ввиду такого смирения я потеряла к нему всякий интерес, встряхнула пару раз и ласково осведомилась:
– Тебя, вражина, предупреждали, чтоб ты по нашу сторону тропы не шастал? – Он ничего не ответил, но заметно опечалился. – Еще раз на пустыре возникнешь, я тебе ноги выдерну.
Вспомнив о бедственном положении Михаила Степановича, я влепила троюродному братцу затрещину и зашагала к дыре. Мышильда шла рядом, то и дело злобно потрясая кулаком. Эдуард тосковал на хозяйском крыльце.
– А что, если этот гад нас выследил? – прошептала Мышильда уже на пустыре. Я притормозила и посмотрела на крышу вражьего дома.
– Да. Свистнет деньги у мумии, а мы виноваты будем.
– Нет от него никакого покоя, – всерьез растревожилась сестрица. – Прямо хоть лишай обеих ног.
– Лишу, – заверила ее я.
– Теперь уж не получится случайно, хозяйка свидетельствовать будет, что мы грозились без ног оставить: налицо явный умысел.
Горюя и сокрушаясь, мы подошли к шалашу, возле которого сидели задумчивый Евгений и пришедший в себя Михаил. Как выяснилось, задумчивость Евгения относилась к тому факту, что время ужина стремительно приближалось, а поллитровка, купленная по моей просьбе, опустела двумя часами раньше. Наш хозяин стыдился этого. Зато Михаил Степанович выглядел молодцом. Слегка пошатываясь, он выпятил грудь и выводил героическим басом:
– Каков мерзавец! Я ему указал его место, теперь подумает, прежде чем нарушать…
– Михаил, я знала, что могу на тебя рассчитывать, – заметила я. – Бдительность и еще раз бдительность. Не позволим какому-то прощелыге утянуть из-под носа семейное сокровище.
– Не позволим, – рявкнул предпоследний.
Евгений вздрогнул и сказал, едва не плача:
– Елизавета Петровна, а водочка-то того…
Мышильда закатила глазки и тяжко вздохнула, а я заметила с улыбкой:
– Водочка дело наживное.
– Тошнит меня от пьянства, – жаловалась сестрица, отмывая руки. – Это ты, лошадь здоровая,
