– Ванькой, Иваном то исть. Я с ним дружбу не водил, фамилии его не знаю, но сам не раз слышал, как Ленка его называла: точно, Иван.
Мы с Мышильдой переглянулись с видом глубочайшего удовлетворения.
– Вроде бы все ясно, – сказала сестрица, когда мы, устроившись на терраске на своих постелях, вознамерились послушать соловья. – Мумия – Ленкин ухажер. Думал уйти через подземный ход, впопыхах оступился и сломал лодыжку, а тут еще одна беда: прорвало дамбу, и вода залила часть подземелья. Выход был один: сдаться милиции, но он не захотел, а потом, когда все заполыхало, уже и не смог. В ловушке оказался. С одной стороны вода, с другой огонь. Умер он скорее всего от удушья.
– Да, не повезло, – согласилась я. А потом задумалась о Ленке. – Слушай, вполне возможно, о том, что дамбу прорвало, она так и не узнала и считает, что Иван ее жив и здоров. Небось еще злится, что писем ей не пишет, а он… – В этом месте я вздохнула, а Мышильда, приподнявшись, посмотрела на меня с интересом, потом изрекла неопределенно: «Да-а-а» – и затихла. Однако ненадолго.
– Елизавета, – позвала она минут через пять. – Большое у меня беспокойство в отношении нашего троюродного.
– Если еще раз сунется, я ему точно ноги переломаю.
Утром мы встали рано, наспех выпили чаю и отправились на пустырь, ноги промокли от росы, а душа рвалась навстречу новому дню.
Первое, что мы увидели возле фундамента, – это мечущийся Михаил Степанович. Он носился от своего шалаша к соседской дыре, потрясая кулаками и выкрикивая ругательства героическим басом, без видимого толку, надо сказать. Причина гнева стала ясна через минуту: опять рыли. Обежав фундамент по периметру, Мышильда с отчаянием констатировала наличие двух новых раскопов. Эдуард по-прежнему тяготел к флигелю, и только это спасало его от неминуемой кары.
– Это что же такое? – всплеснув руками, запричитала Мышильда. – Он что, вражина, слов человеческих не понимает?
– Ну, все, – выдохнула я, направляясь к дыре. Михаил Степанович бежал впереди, на ходу поясняя:
– Всю ночь глаз не сомкнул, всю ночь, и только под утро…
– Ты его видел? – спросила я. Михаил смутился, но соврать не рискнул.
– Нет. В крайне короткий промежуток времени изловчился, подлец…
Стало ясно, что, несмотря на истовые заверения, Михаил Степанович спал крепко и непробудно, а проснувшись под утро и завидя следы бурной деятельности нашего соседа, впал в отчаяние и начал бегать кругами. В этом случае ломиться в дом в шесть утра и пугать хозяйку все-таки не стоило, но я уже достигла дыры и заглянула в нее. Бабка сидела на крыльце, точно поджидая; завидев меня, она вскочила и громко крикнула:
– Нету его, совсем нету! Вчера съехал! – После чего, дико выпучив глаза, она дважды пискнула: – Свят, свят, – и торопливо исчезла в доме.
– Как тебе это нравится? – спросила я Мышильду, когда мы уныло возвращались к родному фундаменту.
– Совсем не нравится. Троюродный сменил базу, теперь выслеживай его, точно у нас нет других занятий.
– Да, – со вздохом согласилась я. – Придется ночью самой заступать.
– Я с тобой, – с готовностью сказала Мышь и одарила меня чистым и ясным взором.
– Я знала, что могу на тебя положиться, – с легким всхлипом ответила я и торопливо отвернулась. Мышильда впервые за двадцать пять лет взяла меня под руку, я по возможности передвинула локоть ближе к колену, и таким вот образом мы достигли фундамента.
Михаил Степанович к этому времени вдоволь набегался и исчез в шалаше, как видно решив не мозолить глаза, дабы не попасть нам под горячую руку и не лишиться обеда. Мы устроились поодаль, и сестрица сказала:
– Очень я беспокоюсь за нашу мумию. Гад троюродный шастает на приволье, как бы он ее не отыскал, а отыскав, не ограбил. С «бабками» у братца явно туго, а здесь тысяча баксов – соблазн велик.
– Что предлагаешь? – деловито осведомилась я.
– Думаю, вещдоки следует на время изъять и перепрятать, а когда придет черед сообщать в милицию, назад вернуть.
– Дело говоришь, – кивнула я, и мы спустились в подземный ход.
Мышильда натянула резиновые перчатки, извлекла из куртки мумии все вещественные доказательства, и мы с облегчением вышли на свет божий.
– Куда спрячем? – задала я очередной вопрос, ни одно место не казалось нам надежным.
– Думаю, лучше зарыть в земле, вон у забора. Вредитель там не копает, значит, случайно не нарвется.
Сложив ключи, бумажник и записку в целлофановый пакет, мы закопали его в зарослях крапивы. Мышильда, покосившись на дело наших рук, тяжко вздохнула и заметила:
– Бриллиантовый блеск манил… и толкал на неблаговидные поступки.
– Да брось ты расстраиваться, – попробовала я утешить ее. – Мы ж их вернем. Пусть полежит немного в подвале, я имею в виду Ленкиного ухажера. Можно представить, что потайную дверь мы еще не обнаружили и его тоже.
– Представить можно что угодно, – вздохнула сестрица. Чтобы отвлечь себя от неприятных мыслей, мы с удвоенным рвением взялись за работу. Расчищали фундамент от грязи, а из головы моей не шли мысли о подземных ходах, не одном, а многих, если историческая справка верна. – Выходит, дом наш стоит на месте
