– Убил бы тебя, – бросил в сердцах.
Я к нему шагнула и позвала жалобно:
– Алеша…
– Молчи лучше!
Вот и попробуй угодить человеку. Этот псих, как видно, еще побегать собрался и меня оттолкнул в сторону. Я упала, вскрикнула испуганно. Он рванул ворот рубашки, точно ему воздуха не хватало, а я к его коленям прижалась и громче заревела.
– Если ты мне опять вкручиваешь… – начал он. Я только всхлипнула. Собравшись с силами, он сказал: – Ты мне сейчас все расскажешь, все как есть. И если я тебя хоть раз на вранье поймаю…
Я всхлипнула еще раз, он сел рядом, мне в лицо уставился. Было это обременительно для моих нервов: любить я его, к сожалению, любила, но правду говорить не собиралась.
– Я тоже хорош, – вдруг вздохнул он. – Чуяло мое сердце, что-то не так. Ведь спал с тобой и понять бы должен, что шлюха из тебя, как из меня евнух…
Неожиданное возвращение в стан порядочных женщин меня прямо-таки осчастливило, слезы благодарности катились по щекам крупным горохом.
– Кончай реветь, – сказал он.
– Я так сразу не могу остановиться, – сообщила я доверительно и решила на судьбу пожаловаться: – Испугалась я очень, Алеша. Там, на заводе. Потом-то я уж знала, что ты живой, мне брат твой сказал.
– Какой, к черту, брат?
– Ну… не знаю… крестному я звонила, не в первый раз, а во второй, там какой-то со мной говорил, сказал, брат он твой…
– Это он в том смысле, что все люди братья.
– Что, нет у тебя брата? – пролепетала я.
– Есть, Колькой звать, с ним и болтала.
– Он меня сучкой обозвал, – сочла я нужным пожаловаться.
– Я ему зубы выбью, идет?
– Не надо, он вообще-то ничего. Опять же я сама его придурком назвала, обиделся, наверное.
– Знаю я про твой звонок, доложился Колька…
Я вздохнула.
– Ты уж извинись перед ним за меня. Только я как эту лужу увидела… – В этом месте я опять Лешкину ногу ухватила и ему в коленки уткнулась.
– Какую еще лужу? – не понял он.
– Там, где наша «Нива» стояла, кровь, лужа целая…
– А теперь-то чего ревешь?
– Не знаю, колотит всю…
Алексей меня поднял и вроде бы даже обнял, не слишком ласково, но душу согрел.
– Ты меня сразу допрашивать будешь или чаю попьем? – спросила я. – Есть я, наверное, уже не смогу…
– Идем в кухню, – кивнул он. И мы пошли, он вперед, а я за ним.
Я была полной идиоткой, затеяв утром скандал. То, чего нельзя было добиться угрозами, легко достигалось слезами. Савельич хоть и подлец, но в одном был прав: душа у крестника добрая, и бабьи слезы ему нож острый. Чему я, само собой, от души порадовалась.
На кухне Алексей выдал мне стакан чаю и бутерброд с колбасой. Чай я кое-как выпила, вздрагивая и всхлипывая, а от колбасы наотрез отказалась.
– Алеша, – спросила я, понемногу успокаиваясь, – а когда ты говорил, что шлюха из меня, как… я там дальше не точно запомнила. Это как понимать?
Он нахмурился в заметном недоумении. Я закончила почти шепотом:
– Это в том смысле, что я никудышная любовница?
– Это в том смысле, что ты дура редкая, – прорычал он.
– Нет. Что-то ты имел в виду, верно?
– Я тебе потом объясню, что в виду имел. Чай свой допила?
– И избил меня, – не слушая его, забубнила я. – Может быть, я в чем-то виновата, но драться – это подлость страшная. Мне ведь больно.
– Ничего, в самый раз, – усмехнулся он. – Впредь умнее будешь.
– У меня теперь все тело в синяках, не стыдно тебе?
– Переживешь. Тебе на пользу, а синяки – ерунда. Я наставил, я и залижу.
– Что за психология такая…
