Музыка на минуту смолкла. С трудом сквозь толпу мы пробились к стойке и сели на свободные места.
– Классно танцуешь, – сказал Павел.
– Да, если учесть, что я совсем пьяная и раза три наступила тебе на ногу.
– На твое счастье, я этого не заметил. Скажу по секрету, я вообще ничего не замечаю, только смотрю на тебя в полном обалдении.
– Моя пьяная физиономия так на тебя действует?
– Она еще прекраснее, чем трезвая.
– Хм, комплимент какой-то сомнительный.
– Это не комплимент, а констатация факта.
– Ты не пьян. Пьяный человек ни за что не выговорит конст… Черт, видишь, у меня не получается!
– У меня тоже. Случайно вышло.
– Ты смеешься надо мной?
– Я тобой любуюсь. Обожаю пьяных женщин. Тебя я никогда не видел пьяной, и, оказывается, это восхитительное зрелище.
– Скажи еще раз.
– Восхитительное, – по слогам произнес он. – Ты просто восхитительна.
– Все-таки смеешься. Даже не знаю, что теперь делать: то ли мне рассердиться и бросить пить, то ли напиться еще больше.
– Лучше напейся. Повторить! – бросил он бармену, и мы оба рассмеялись.
Я взглянула в зеркало над стойкой, хотела поправить волосы, но рука вдруг замерла: из зеркала на меня смотрели глаза. Пристально смотрели, цепко, и я несколько секунд, точно в трансе, завороженно глядела в них, потом медленно повернулась. Человек исчез, мгновенно растворившись в толпе. Вроде бы его и не было вовсе, и все это пьяный бред, но я готова была поклясться, что он и сейчас таращится мне в затылок, так отчетливо я ощущала его взгляд. Я заставила себя встряхнуться, попыталась вспомнить, о чем только что говорила с Павлом, повернула к нему голову и натолкнулась на его взгляд: насмешливый, недобрый. Он усмехнулся и поспешно отвел глаза в сторону, но этого мгновения было достаточно, чтобы понять: Павел засек наблюдателя так же, как и я, – нет, гораздо раньше! – и что вовсе он не пьян.
Я должна была что-то сказать, но странное безразличие как будто сковало меня. Я залпом выпила бокал вина и пробормотала, глядя куда-то в пространство:
– Кажется, пора на покой.
– Пожалуй, – согласился Павел.
Я встала и направилась к выходу, он чуть задержался, расплачиваясь за выпивку.
Вереница такси замерла возле клуба, Павел что-то долго объяснял таксисту, должно быть, надеялся засечь «хвост». Наконец машина тронулась с места. Я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.
– Устала? – спросил Павел. Несмотря на заботу, в голосе слышалась ирония.
«Все напрасно, – хотелось сказать мне. – Все напрасно». Только кому я это должна сказать? Павлу? Он все знает лучше меня, разумнее промолчать. Молчать, наблюдая, как за окном плывет город с разноцветными огнями, коробками домов и лужами на асфальте там, где прошли поливальные машины.
Павел тоже смотрел в окно, и его рука была далека от моей руки, может, он даже не заметил, как отодвинулся от меня, подобрался. И вот уже нет «нас», а есть он, и есть я, и кожаное сиденье – как разделительная полоса, за которой чужая территория. И хоть он был рядом, но я-то знала, что полосу отчуждения преодолеть удается далеко не всем, и я не из их числа.
Возле моего дома мы простились, торопливо и равнодушно. В квартиру я не пошла, что там делать, надоедать команданте своей болтовней? У него и так, поди, от нее уши вянут. Я поднялась на крышу и долго лежала под звездами, раскинув руки, и на ум то и дело приходили слова: «На свете счастья нет, но есть покой и воля», и сейчас от них не щемило жалобно сердце, а казалось, все так и должно быть, и даже бог с ней, с волей, главное – покой. Тишина. Здесь, над городом, и в моей душе.
Я проснулась оттого, что в глаза бил яркий свет. Нехотя разлепила тяжелые веки и машинально взглянула на часы. Двадцать минут четвертого. Хотела отвести настольную лампу в сторону, чтобы не слепила глаза, и только тогда увидела Ника. Разумеется, это не удивило и уж точно не обрадовало. Он развалился в кресле напротив и терпеливо ждал, когда я приду в себя.
– Ох, мама дорогая, – пробормотала я, приподняв голову и тут же опуская ее на подушку. – Башка-то как болит. Черт… Когда-нибудь у меня будет сердечный приступ от твоих внезапных появлений.
– Ты скончаешься раньше, чем я или алкоголь успеем причинить серьезный вред твоему организму, – ответил Ник со смешком.
– Мрачноватый юмор, ты не находишь? Слушай, зачем ты меня разбудил? Лучше б убил, ей-богу, чтоб не мучилась.
– В следующий раз так и сделаю, – сказал Ник. – Хотя хотелось бы все-таки проститься.
– Перебьюсь.
– Оно и правильно, на том свете все равно рядышком будем, не успеем как следует соскучиться.
– Дай хоть воды, что ли… – попросила я.
– Свежевыжатый сок, – мурлыкнул Ник, протягивая мне стакан. – Все для тебя, дрянь ты моя ненаглядная.
