– Обожаю тебя, – сказала я вполне искренне.
– Я тебя тоже, – кивнул он, разливая коньяк в две рюмки. – Ну что, похмелишься?
– С ума сошел?
– Жаль, тогда я в одиночестве. – Он выпил рюмку коньяка и закусил лимоном.
– Радость моя, тебе что, черти покоя не дают? – спросила я, немного придя в себя.
– Не поверишь, даже не беспокоят.
– А чего тогда притащился в такое время?
– Соскучился.
– А мрачный юмор откуда?
– Ты же знаешь, я плохо воспитан. Опять же, у меня большая обида. Вот что ты за человек такой? Стоит появиться какой-нибудь красивой морде, и папулю уже по боку.
– Не выдумывай. Только тебя я вижу в самых светлых снах. Вот сейчас, к примеру, видела. Ты дряхлый старичок с палочкой, бредешь себе по чистенькому садику, а я сижу на веранде и пью чай с малиношным вареньем.
– И ждешь: может, повезет, и старичок свернет себе шею?
– Что за мысли? Я думала о тебе с любовью и благодарностью.
– Тады ладно, а я уж хотел в зубы дать на всякий случай.
– Ласковый ты мой… Ладно, скажи мне «спокойной ночи» и иди куда-нибудь, где ты нужнее. В самом деле, какого черта ты притащился среди ночи?
– У тебя же бессонница, вот я и подумал: выпьем, расслабимся.
– Я не могу пить, – поскучнела я.
– Это я вижу. Ну, что, как там твой Француз?
– Ты за этим пришел? Не мог утра дождаться?
Ник скривился.
– С вашего первого свидания прошли сутки. И что?
– Что? – простонала я.
– Вот именно: что? В смысле, чем папу порадуешь?
– Пока только пьяной физиономией. Я не звонила, потому что новостей не было, – заговорила я серьезно, сообразив, что Ник хоть и настроен философски, но надолго его, конечно, не хватит, и тогда к моим страданиям прибавятся дополнительные.
– Вот как?
– Ага.
– Он ведь ночевал у тебя?
– Следишь за мной? Такое впечатление, что ты ничем другим не занят. За что тебе деньги платят?
– Тобой я занимаюсь в нерабочее время. Ты – мое хобби.
– Мило, – пожала я плечами. – Ну, ночевал он здесь, и что? Об этом событии надо было сразу донести тебе?
– А других нет? – хмыкнул Ник. – Неужто паренек не раскололся? Не всплакнул на твоем роскошном бюсте, типа, я во всем виноват, но я же все исправлю, и для этого у меня кое-что есть, некий пустячок на черный день.
– Не все так просто, как ты, должно быть, думаешь. – Я приподнялась, а потом даже села на постели, сунув подушку за спину, потому что сообразила: как известно, от черта молитвой не отделаешься, а от Ника не отделаешься ничем. Терпение и еще раз терпение. И воздастся мне: он уйдет, а я усну. Возможно. – Он меня подозревает, – сказала я сурово. – Убежден, что меня подослал ты. И в постель ко мне напросился с одной целью: надеялся, что разговорюсь. Как видишь, сходные мотивы привели нас к полному фиаско. Господи, слова-то какие на ум приходят, и это среди ночи и с перепоя.
– Гены, – пожал Ник плечами. – Ты ж у нас профессорская дочка, вот и плющит. Значит, парень молчит, как партизан?
– Молчит. Слегка обеспокоен и намекнул: чего, мол, Нику от меня надо, раз все, что хотел, он получил давно? А я намекнула, что хотела бы получить нечто компрометирующее хозяев с целью от этих самых хозяев свалить подальше, но он либо намека не понял, либо его проигнорировал. А может, и нет у него ничего, что, кстати, представляется мне более вероятным. В противном случае он вряд ли бы здесь появился.
– Плохо, детка. Очень плохо. В наших с тобой интересах, чтобы у него что-то было. Надо постараться.
– А я что делаю? Вот напилась до бесчувствия, надеясь, что у него, пьяного, язык развяжется.
– Развязался?
– Нет.
– А у тебя? – Он усмехнулся и придвинулся ближе. – Ты, часом, не надумала папу кинуть?
