– Вряд ли это кто-то из наших, – заметил парень рядом с Афганцем, судя по всему, соратник. – Гастролер.
Только Павел никого не слушал, повернулся к ребятам Моти, которые выглядели озабоченными, и, пальцем ткнув, сказал:
– Передайте Моте – он покойник.
– Это мог быть не он, – заметил Афганец, закуривая. Спокойно так сказал, хотя было заметно, что все это ему здорово не нравится.
– Кто? – злился Павел.
Он плечами пожал:
– У тебя нет врагов?
Тут Павел совсем разозлился:
– И ты, и я знаем, кто это. Он хотел меня убить, и он за это заплатит.
Афганец поморщился, сигарету бросил и вдруг сказал:
– Дело твое, что касается меня, то уговор в силе.
И пошел. И Павел пошел, а я со всеми этими тревогами как-то немного растерялась, а он обернулся и вдруг как гаркнет:
– Юлька…
Я даже подпрыгнула от неожиданности и ходко так за ним потрусила. В общем, мы уехали, и никто нас не остановил. По дороге все были ужасно злющие, я даже испугалась. Ни на какую благодарность рассчитывать не приходилось, и я сидела тихо так, словно меня и нет вовсе. А в доме такое началось…
– Мне это не нравится, Павел, – сказал Гиви.
– Тоже мне умник, а кому нравится?
– Мне тоже, – усмехнулся Павел.
– Что-то здесь не так.
– Точно. Все не так. Училка из английской школы второй раз спасает мою задницу. Может, нам пора в приют для престарелых?
– Павел…
– Заткнись, я знаю, что ты скажешь. Мы здесь… – Он замолчал, слов не находя, и пнул стул ногой.
Я в сторонке сидела и радовалась, что про меня забыли. Но Гиви не забыл.
– Как ты его засекла? – накинулся он на меня.
– Чего я его? – Я испугалась до смерти и заерзала.
– Как ты его заметила?
– Что значит, как? Вышел из-за ширмы в этом дурацком чулке и на нас пистолет поднимает.
– Павел, я никогда не поверю, что у бабы может быть такая реакция. Если только…
– Если только… – повторил Павел, а я вздохнула.
Ну вот, опять двадцать пять. И чего полезла? Сидела бы тихо, хлопот меньше.
– Павел, я из нее махом все вытрясу, – влез Мишка, но тут вмешался Витек:
– Если вы насчет реакции, так она у нее профессиональная. Она с мужем штурманом тренировалась. А это такое дело, что и не представить, если сам не пробовал. Это, знаете ли, сложно – скорость, а ты должен каждый поворот, каждое изменение в трассе предугадать и еще за тысячей разных вещей уследить, и на все – секунды. Как она тогда на кухне от Гиви ушла, еще такой случай вспомнить можете?
Все задумались.
– И все ж таки я б ее поспрашивал, – не унимался Мишка. Тут я разозлилась так, что молчать больше не могла, встала и высказала все про то, почему они на меня так взъелись – и Павел, и остальные… и из комнаты пошла, в дверях повернулась к Мишке и сказала:
– А у тебя от жары и водки мозги разжижаются. Водку жрет, хоть ты и не велел.
Тут Павел так на Мишку глянул, даже я поежилась, а Мишка побледнел и говорит виновато:
– Я выпил-то совсем ничего, так, чтобы заснуть, а ты, сучара…
– Заткнись, – очень спокойно сказал Павел.
– Врет он все, каждый вечер бутылку выпивает, вон их под крыльцом накидано. Следопыт недоделанный, с перепоя «катюшу» не углядит.
Я хлопнула дверью и к себе ушла. Напугана была очень и подумала: может, вылезти в окно и удрать от них? Но в окно не полезла. Помучилась с час и пошла подслушивать. Только говорили они вовсе не обо мне.
– Сейчас мы Мотю не достанем, – это Гиви. – Мы не у себя, Павел, это не наш город.
– Хорошо. Тогда пугнем.
Пока мы на турбазе сидели, в городе происходили интересные вещи. Только о них я потом уже узнала. Шла война между Боксером и Мотей. Замирить их Афганец не смог. Может, это и хорошо, потому что Моте
