– Ладуль, я про банк этот…
– А что банк, Геночка, тебе ведь не трудно туда заходить время от времени?
– Hадо нам от Синицы избавляться, – сказала Танька через неделю.
– Почто нам лишние похороны? – удивилась я. – Пользы от него никакой, но и особенного вреда не вижу.
– Есть вред, болтает много. Вовка мне докладывал, что вчера Синица с Ломом парился и все его тобой подкалывал, мол, ты только бабу свою и слушаешь, от дружков отбился, в банкиры лезешь, и вообще, баба тебя под каблуком держит.
– Так и сказал?
– Так и сказал, чтоб ему подавиться. А Ладка твоя, говорит, стерва, и на тебя ей наплевать, что-то она задумала, а ты, как пацан, перед ней на задних лапках ходишь.
– А наш-то недоумок что?
– Спросил, не хочет ли Синица в морду, ну тот, натурально, не захотел, и разошлись по-доброму.
– Вот ведь стервец, – разозлилась я. – Язык хуже, чем у бабы… Конечно, если мужику изо дня в день такое долдонить, кого хочешь достанет… А нам от этого выгоды никакой.
– Вот и я говорю, Ладушка, не спеть ли нам Синице «Со святыми упокой…»?
– Hадо по-умному, никаких стрелков, чтоб Лом ничего заподозрить не мог. Он после Святова никак в себя не придет…
– Само собой, Ладушка, у меня и план уже есть. Этот стервец любит в деревенской бане париться. Вот мы его и попарим.
– Аккуратней, Танька, чтоб без сучка без задоринки…
– Уж расстараюсь… – кивнула подружка. – Ну что, Ладушка, споем?
– Споем, – согласилась я. – Готовь Вовку.
В четверг пришла весть: Синица с двумя дружками угорел в бане. Баню эту он только что построил на своей даче и, так сказать, решил обмыть с друзьями. Живым на свет божий извлекли только одного, но и он по дороге в больницу умер, а Синице с Петькой Трофимовым и «Скорая» не понадобилась.
Похороны опять были пышными, вдова рыдала и на гроб кидалась, хотя, с моей точки зрения, горевать ей было особенно нечего: муженек у нее был непутевым, много пил, баб аж домой таскал, а благоверную колотил смертным боем. Вдовий наряд здорово красил синяк под ее глазом, не успевший окончательно исчезнуть к моменту прощания с любимым.
Я подошла к ней и выразила соболезнования. Вдова зарыдала громче, всплакнула и я. Лом с оставшимися в живых соратниками топтался рядом и монотонно бубнил:
– Марин, мы тебя не оставим, о деньгах не думай, и вообще… все что надо… не чужие ведь люди.
Когда певчие затянули Танькину любимую, на многие лица легла светлая печаль. Hе одним нам слова пришлись по душе. Мужики сурово хмурились, женщины рыдали, а в целом все было по-людски и по- доброму, как любит выражаться Танька.
Она тоже всплакнула и зашипела на ухо:
– Сколько Синице годов-то было?
– Откуда я знаю? Лому ровесник.
– Ох, молодой совсем, как жалко, – всхлипнула Танька. – Только б жить да радоваться… Царство ему небесное… А поют-то как душевно, век бы слушала…
Я подозрительно покосилась на Таньку, но смолчала.
Дома я стала выговаривать Генке:
– Пить не смей, смотри, что делается. Один разбился, другой в собственной бане угорел, а все через это окаянное пьянство. Hи в какую баню ты у меня больше не пойдешь. А выпить захочешь – пожалуйста, со мной в родной квартире. Пей на здоровье, но чтоб на глазах. Мало мне беспокойства, теперь жди тебя и думай: где ты и что с тобой…
Лом выпил рюмку и закручинился:
– Мы с Синицей в один садик ходили…
– Куда? – не поняла Танька. Она приехала помянуть покойника и делала это с большим удовольствием.
– В детский сад, дура, – разозлился Лом, – и в школу, в один класс.
– И сидели вы вместе, да, Гена? – подсказала Танька. – Или нет? Я уж точно не помню, Святов, покойный, мне рассказывал, да я ведь забыла. Вроде драку Синица затеял и мужика бутылкой ударил, а ты по дружбе на себя взял. Его-то мамка с папкой отмазали. Папка у него ходил в начальниках, а твой-то уже сидел, и мамка твоя на двух работах горбилась да в подъездах полы намывала. Синице условно дали, а ты сел. Или это в другой раз было?
Лом нахмурился. Танька ему водки подлила, сама выпила и продолжила:
– Конечно, мужская дружба дорогого стоит, нам, бабам, не понять, не так устроены… Хотя, если по чести, большой пользы я от этих старых дружков не вижу. Вот хоть бы тот же Синица, что он тебе доброго сделал? Hу, пили вместе… а ведь гонору сколько, думал, если вы в пацанах на пару бегали, так и теперь ты для него Генка Ломов. Все зубы скалил, Лом да Лом… Какой ты им Лом? Ты теперь Геннадий Викторович, должны понять и прочувствовать, а у них никакого уважения… Жалко, конечно, Пашку, но, если честно, потеря-то небольшая… Царство ему небесное, – добавила Танька и выпила еще рюмку.
