– Так ведь…
– Я тебе сам два раза работу находил, людей за тебя просил, и что?
– Ну, так в запой сорвался, с кем не бывает. Оклемаюсь, пойду на работу. Вот те крест, пойду. А сумку не крал. Хоть бабку-дворничиху спроси, она видела, как я сумку нашел, еще заорала, что это ее сумка. Сама поживиться хотела.
Предмет спора, ярко-синяя сумка, довольно объемистая, стояла на столе участкового.
– Что сотворил этот страдалец? – решила я полюбопытствовать.
– Этот страдалец, когда с перепоя мается, точно пылесос. Все к рукам прибирает. Вот сумку спер у кого- то и не сознается.
– Да я ее на помойке нашел, в Варварином дворе.
– Видали, еще и врет. Уж хоть бы не врал, когда за руку поймали.
Варварин двор получил название от моста через широкую болотистую канаву Варварку. Мост был старым, девятнадцатого века, на него выходили четыре «сталинки», между ними большой двор с эстрадой. Во времена моего детства там часто устраивали концерты художественной самодеятельности.
Интерес мой вызвал тот факт, что от дома тетки Мещерякова до Варвариного двора две минуты ходу, а в руках у Серафимович, если верить показаниям уборщицы с вокзала, была синяя спортивная сумка.
– Тебе мало, что один раз тебя уже посадили за воровство, – продолжал увещевать Петьку участковый, – ты опять за старое? Последний раз спрашиваю, где сумку украл?
– Да не крал я…
Лукьянов подошел к столу и спросил:
– Взглянуть можно? – он кивнул на сумку и, не дожидаясь разрешения, расстегнул «молнию». Сверху лежал серый женский плащ. Лукьянов присвистнул, я подалась вперед, а участковый, видя наш интерес, заволновался еще больше. В сумке оказались женские вещи. Вполне приличные, выбрасывать такие на помойку никому бы в голову не пришло. – Мы занимаемся расследованием убийства, – весомо заявил Лукьянов. – Так вот, по словам свидетеля, у убитой был серый плащ и вот такая сумка.
Петька вытаращил глаза и замер так на некоторое время, лицо участкового страдальчески сморщилось:
– Доигрался, чучело.
Сразу и не поймешь, кто из них испугался больше.
– Давайте по порядку, – внес разумное предложение Лукьянов.
Петька говорить не мог, пребывая в трансе, оттого первым начал участковый:
– Сегодня утром я встретил его у пивнушки, тут неподалеку. Рядом микрорынок, вот он там с бабками отирался, просил вещички продать. Ну, я к нему с вопросом. Живет один, ни жены, ни матери, просто бабы и то нет, все здоровье пропил. Спрашиваю – откуда вещи женские? Ясно, что украл. А он мне про помойку. Вот, привел сюда, хотел вызнать, где спер, чтоб хозяйке вернуть. Не сажать же дурака, он мужик-то беззлобный, и руки золотые, если не пьет… И в тот раз по дурости сел, со стройки кусок рубероида уволок и уснул по соседству с ним, а ему год дали. Сейчас же говори, где украл! – рявкнул участковый так, что стекла звякнули.
Петька подпрыгнул, потом вдруг бухнулся на колени, истово перекрестился и заплакал, бормоча отчаянно:
– Иваныч, крест святой, на помойке.
Пока Петьку отпаивали водой, Лукьянов еще раз проверил сумку, в косметичке под пудрой лежал листок бумаги с адресом. Он прочитал его вслух, а я усмехнулась. По этому адресу проживала Елена Иванова. Теперь сомнения окончательно оставили меня. Иванова встретила подругу и привела ее на квартиру тетки Мещерякова. Там Серафимович и ночевала перед своей кончиной. Утром отправилась в универмаг, где работала подруга, и нашла свою смерть.
– Когда сумку подобрал? – спросила я.
– Вчера… нет… два дня назад. Ага. У дворничихи спросите, она подтвердит, я на помойку в Варварином дворе всегда заглядываю. Народ там представительный, пиво любят, бутылки выбрасывают… Лень сдавать, буржуи хреновы… Зашел, не спеша просматриваю, что бог послал, а в уголке под мусором сумка. Вроде как нарочно спрятали, ну я вытащил, а тут как раз дворничиха. Поскандалил с ней малость и бегом домой.
– Нашел сумку два дня назад, а на рынок понес только сегодня? – усомнилась я.
– Да пил я эти дни. Цыганов за гараж расплатился, – обращаясь к участковому, пояснил он. – Я ему погреб рыл, кирпичом выкладывал, любо-дорого посмотреть. С ним и пил, то есть сначала с ним, а потом с соседом, Вовкой. Ну и еще люди были, сейчас не вспомню. А сегодня проснулся, башка трещит, похмелиться бы, а пусто. И деньги тю-тю. Оттого и пошел на толкучку с сумкой этой проклятой, век бы ее не видеть. Лучше б дворничихе отдал, пусть бы у нее голова теперь болела.
Я набрала номер Вешнякова, коротко поведала ему о сумке и Петьке, что страдал напротив.
– Поскучай еще немного, – вздохнула я, обращаясь к страдальцу. – Сейчас подъедет наш товарищ, запишет твои показания.
– И посадит, – горестно добавил Петька. Участковый забеспокоился.
– Не за что тебя сажать, – сказала я. – Получишь благодарность, словесную, конечно, за помощь следствию.
Мы покинули комнату, слыша, как Петька заныл:
– Иваныч, слыхал, мне благодарность обещали. Ты б налил мне чуток, я знаю, у тебя есть.
