к реке.
Я вышагивала довольно бодро и, честно говоря, радовалась, что отправилась с Женькой в командировку, сидела бы я сейчас дома или в лучшем случае на балконе, а тут природа, свежий воздух…
– Анфиса, – начала приставать запыхавшаяся Женька, – должна тебе сказать, что ты женщина выдающейся отваги, вот только не пойму, это у тебя от природы или от глупости?
– Ты договоришься, будешь Кукуя ловить в одиночестве.
– Да ладно, ты чего, шуток не понимаешь?
Я махнула рукой, сделала еще несколько шагов и настороженно замерла. Рядом кто-то был, точнее, кто-то поднимался от реки в нашем направлении. Человек шел не торопясь, печатая шаг.
– Слышишь? – прошептала я Женьке, та навострила уши и загнусила:
– Ты меня нарочно пугаешь, чтоб я не вредничала.
– Да послушай ты… – Шаги приближались, теперь Женька просто не могла не услышать их. – Идет кто- то…
– Ага. Вот что, давай отдохнем вон в тех кустах.
Мы свернули с тропинки, притаились за кустами и стали ждать. Казалось, прошло никак не меньше пяти минут, хотя это, конечно, ерунда, просто ожидание было чересчур утомительным. Шаги неожиданно стихли. Я подумала: человек затаился, может быть, тоже слышал наши шаги, а теперь гадал, куда мы исчезли. И тут из тумана возникла огромная фигура. Сапоги, штормовка, капюшон, надвинутый на самое лицо, шел он чуть наклонившись вперед, и, ей-богу, казалось, что его ноги в огромных сапогах не касаются земли. Он был гораздо выше нормального человека, невероятно широк в плечах, руки держал в карманах, лица, скрытого капюшоном, было не разглядеть, хотя прошел он совсем близко, метрах в трех от нас. Собака на болоте вновь завыла, протяжно и страшно. Человек замер, прислушиваясь, затем задрал голову и тоже завыл, вой на болоте мгновенно смолк, а человек довольно хихикнул и зашагал дальше. Когда я увидела его сбоку, то решила, что он горбун, и только потом, когда он исчез в темноте, сообразила, что на правом плече у него висел рюкзак. Однако кто бы ни был этот тип, напугал он меня изрядно. Я покрылась испариной и тяжело дышала, точно загнанная лошадь. Тут я сообразила, что Женька ведет себя странно, то есть не подает признаков жизни, повернулась и увидела, что подружка сидит в траве с наиглупейшим видом и готовится потерять сознание.
– Эй, – позвала я, – это просто кто-то из местных, припозднился и возвращается домой. Мы, кстати, в деревню тоже ночью заявились и перепугали людей.
– Так я тебе и поверю, – пробормотала Женька.
– Не валяй дурака, – попробовала я вернуть ее к реальности, но в настоящий момент это было делом нелегким.
– Это не человек, – твердо заявила Женька. – Слышала, как он выл?
– Может, он так развлекается или настроение плохое. Вот что, идем за ним, он пошел в деревню, сама убедишься, это обыкновенный человек…
– Хорошо, – неожиданно легко согласилась Женька, мы выбрались на дорогу и бегом припустились по ней, в темноте различить ее было нетрудно.
Я рассчитывала вскоре увидеть огромную фигуру в капюшоне, твердо вознамерилась окликнуть мужчину и, по возможности, выяснить, чего ему ночью не спится, и все это исключительно из желания сохранить Женькино душевное здоровье. Но воющий тип в штормовке как сквозь землю провалился. Мы уже вошли в деревню, а его так и не увидели.
– Его здесь нет, – вздохнула Женька.
– Он уже в доме, – бодро заверила я.
– Ничего подобного, он на болото ушел, его позвали, он ответил – и туда прямым ходом… Чего ему в деревне делать?
– Женя, я тебя умоляю. На болоте ночью ему тем более делать нечего. Он вошел в дом.
– В какой?
– Откуда мне знать? Он шел быстро и…
– Мы вообще бегом бежали и просто обязаны были его догнать… Хорошо, – видя мое перекошенное от злости лицо, мрачно кивнула Женька. – Если человек в дом вошел, там должен гореть свет…
– Не забывай, в деревне нет электричества.
– Неважно, человек должен с кем-то заговорить… В общем, должно быть движение…
И мы занялись совершенно невообразимым по глупости делом: начали обследовать дома на предмет наличия в них света и шума. Свет был лишь в двух домах, у Августы и у Ивана Ивановича, но у того и другой тихо, похоже, гости их не посещали.
– Это ничего не доказывает, – разозлилась я. Женька выглядела задумчивой, тихой и даже отрешенной. – Кстати, Ивана Ивановича стоило бы проверить, интересно, чем он по ночам занят, – заявила я.
Подружка кивнула и поплелась за мной. Как выяснилось, Иван Иванович по ночам спал, короткие занавески на окнах были задернуты, но, взгромоздившись на скамейку в палисаднике, я смогла заглянуть в комнату и увидела в свете керосиновой лампы господина Горемыкина, который мирно посапывал на диване, укрывшись пледом в клеточку.
– А дядька темноты боится, – вдруг хихикнула Женька и поежилась, после чего спрыгнула с лавки и не без удовлетворения заметила: – Ну что, убедилась? В деревне его нет.
– Ничего подобного. То, что в домах тихо, еще ничего не значит, может, он не хотел никого будить.
