– Мама… – пискнула я, и тут Женька заорала, я повернулась и увидела, как из темноты появился огромный зверь, то ли волк, то ли собака. Женька расцепила руки, я шлепнулась на траву и на всякий случай потеряла сознание, то есть закрыла глаза и посоветовала себе ни на что не реагировать. Зверь в несколько прыжков преодолел открытое пространство и скрылся в тумане, а мы с Женькой понеслись в прямо противоположную сторону.
К чести моей, в панике я пребывала недолго. Где-то через километр я начала успокаиваться и даже рассуждать. Этому сильно способствовал тот факт, что мне требовалось отдышаться, потому что мы с Женькой побили все рекорды по скорости, а между тем не худо бы уяснить, в какую сторону мы бежим.
– Стой! – охнула я. Женька остановилась, перегнулась пополам и, опершись руками в колени, замотала головой.
– Что ж это делается… – сказала она жалобно, потом повернулась ко мне и спросила: – Чего там было?
– Где? – пытаясь выиграть время, задала я вопрос.
– Не дури, – обиделась Женька.
Мне очень не хотелось рассказывать ей, что я видела, но и врать я тоже не могла.
– Не разглядела как следует. Кто-то в черном, две свечи, икона…
– Икона? – насторожилась Женька. – Какая?
– Ну… я не разглядела. Точно икона. Ни на что другое это просто не похоже. А перед ней фигура… как будто в черном балахоне и… все.
– И фигура читала «Отче наш» не по-христиански, потом сказала: «Приди и вселися в ны…», и появилось это чудовище… Анфиса, мы присутствовали при черной мессе. Кто-то вызывал дьявола. – Женька испуганно перекрестилась. – И провалиться мне на этом месте, если не вызвал. Какие дела здесь творятся?..
О черных мессах я, конечно, читала, в основном в романах, и вынуждена была признать, что в словах Женьки что-то есть. Конечно, в дьявола я упорно не хотела верить, называла зверя собакой, каковой она и была на самом деле, потому что таких крупных волков в природе нет, но все остальное я видела своими глазами. Значит, кто-то этот спектакль устроил, причем с какой-то целью.
– Черная месса, говоришь? – отдышавшись, спросила я. – Тогда пошли в деревню.
– Зачем? – насторожилась Женька.
– Затем, что здесь только один человек, свихнувшийся на чертовщине.
– Ты думаешь… Иван Иванович? Но он ведь спал…
– Ага, и нарочно оставил зажженную лампу, чтобы мы могли в этом убедиться.
– Он что, по-твоему, знал, что мы придем проверить?
– Он знал, зачем мы здесь. Мы ведь не скрывали, что собираемся покопаться в местных тайнах. Предположить остальное нетрудно.
– Вот сукин сын! – возмутилась Женька. – Идем скорее…
Однако скорее не получилось, прежде всего потребовалось время, чтобы сообразить, где мы. На счастье, Женька услышала тихий плеск, и мы смогли выйти к реке. Дальше было проще. Миновав деревенскую улицу без единого огня (от этого деревня выглядела жутко), мы вышли к дому Горемыкина. Свет у него горел по-прежнему, в этом мы смогли убедиться, едва завидели дом. Я нахмурилась, так как это шло вразрез с моей теорией, казавшейся мне единственно верной. Мы вошли в палисадник, взгромоздились на скамейку и заглянули в окно. Диван, где недавно почивал Горемыкин, был пуст.
Я спрыгнула с лавки и направилась к дому. Дверь, выходящая на крыльцо, была заперта изнутри, но имелась еще одна дверь в сенях, и она была открыта.
– Хочешь войти? – облизнула Женька губы.
– Хочу.
– А если он в доме?
– Его там нет.
Я вошла и позвала громко:
– Иван Иванович. – Ответа не последовало, что меня совершенно не удивило. – Давай осмотрим дом, – переходя на шепот, предложила я.
– Анфиса, ты спятила. Вдруг он вернется. Как мы объясним? Между прочим, это подсудное дело.
Я махнула рукой, собираясь выполнить задуманное, и тут под окнами послышались шаги, затем кто-то осторожно постучал по стеклу, а мы с Женькой попятились к выходу.
– Иваныч, – позвал мужской голос. – Ты спишь, что ли?
Мы выскользнули в сени и благополучно покинули дом, пока нам не перекрыли дорогу к отступлению. Мы обогнули строение и вскоре смогли увидеть фигуру мужчины в чем-то длинном и светлом, наверное в плаще. Мужчина стоял возле палисадника горемыкинского дома и оглядывался, точно что-то искал. Судя по зимней шапке с торчащими в разные стороны ушами, это был Вова Татарин.
– Налицо явный заговор, – волновалась Женька по дороге к пансионату. Я не возражала, радуясь, что подруга перестала забивать себе голову потусторонними бреднями и занялась людскими интригами. – Помешавшись на всяких там Кукуях, Горемыкин терроризирует всю деревню: днем рассказывает гражданам идиотские сказки, а ночью устраивает черные мессы. Слушай, а не его мы у реки видели?
Ее желание свалить все на Горемыкина было мне понятно, однако следовало придерживаться фактов. Человек, встреченный нами, был гигантского роста и на пухленького невысокого Ивана Ивановича никак не походил. Об этом я и напомнила Женьке.
