болоте не растут, а слева торчали вешки. Посмотрев в том направлении, я увидела Женьку, которая по- прежнему сидела в траве.
– Женя! – крикнула я, подружка оглянулась, а затем вскочила.
– Ты как прошла? – прокричала она, и я ответила:
– В кустах тропинка.
Женька скрылась с моих глаз, чтобы вскоре выйти навстречу.
– Это что ж такое? Не надо никаких вешек, есть отличная тропа. Слушай, а куда мы попали? Это что, остров, где Кукуй живет?
– Нет, – пришлось мне огорчить ее. – Остров, насколько мне известно, гораздо дальше, в направлении деревни Фрязино. – Я неопределенно махнула рукой, потому что сама точно не знала, где это Фрязино расположено.
– Жаль, – вздохнула Женька, оглядываясь.
– Валера находился возле кустов, – деловито принялась я рассуждать вслух, – и оттуда видел Зеленого охотника. Тот стоял примерно там, где сейчас стоим мы.
– Думаешь, у него здесь лежбище, то есть логово?
– Давай посмотрим, – пожала я плечами.
На открытом участке осматривать было нечего, мы направились к деревьям и под высокой березой обнаружили шалаш, обычный шалаш, который сооружают деревенские мальчишки из подручного материала: колышек, веток и травы. Жилище делали с пониманием, получилось оно добротным и вполне уютным. Вход загораживал кусок мешковины. В шалаше не было ничего интересного, точнее, там вовсе ничего не было. Рядом след костра и два пенька, которые использовали как стол и стул.
– Здесь кто-то останавливался, – с умным видом заявила Женька.
– Разумеется. Таинственный незнакомец, которого Валера принял за Зеленого охотника. Рыболов или что-то в этом роде, то есть самый обычный человек, на лице у него была мазь от комаров или москитная сетка, а Валере со страха привиделось бог весть что, или он все нарочно выдумал.
– Зачем?
– А вот этого я не знаю. Зато мне доподлинно известно, что у граждан, в том числе и у Валеры, нездоровый интерес к болотам.
– И что теперь? – вздохнула Женька.
– Не худо бы нам навестить остров, глядишь, и разобрались бы на месте.
– Ценная идея. И как мы к острову пройдем? По вешкам? Я с тобой и в огонь, и в воду, и в болото, если хочешь, но должна напомнить: здесь и местные плутают, а кое-кто пропал без вести.
– Одним идти неразумно, – кивнула я, соглашаясь с Женькиными доводами. – Нужен проводник.
– И кого ты видишь в роли проводника?
– Пока не знаю. Кого-нибудь из местных. Кстати, пора нам встретиться с участковым. Как считаешь?
– Допустим, я согласна. Сейчас встречаться пойдем?
– А чего ты вредничаешь? – обиделась я.
Женька махнула рукой и отправилась обследовать заросли кустов прямо за шалашом.
Я пошла за ней. Высокие деревья вскоре сменили деревца поменьше, затем вовсе чахлые, и под ногами опять зачавкало. Пришлось возвращаться.
– Шалаш сделали недавно, – заметила я, потому что молчание тяготило.
– Ага, – кивнула Женька. – Ну что, возвращаемся? – И добавила с обидой: – Ничего мы здесь не найдем.
Вообще-то я была с ней согласна.
По тропинке мы вскоре вышли к кустам, отчаянно воюя с комарами. Надо сказать, они здорово нас донимали, несмотря на то что мы с Женькой буквально с головы до ног вымазали себя средством, на тюбике которого было написано, что ни один комар к нам и близко не подлетит. К моменту нашего возвращения в пансионат руки у меня чесались от комариных укусов, да и лицу, как я подозревала, был нанесен кое-какой урон.
– Истинную красоту никакие комариные укусы не испортят, – порадовала Женька, наблюдая за моими попытками уберечься от кровососов.
Мы как раз сворачивали к пансионату, когда увидели Вову Татарина в неизменной шапке-ушанке и телогрейке, из-под которой выглядывала тельняшка, резиновых сапогах с заправленными в них штанами, он потрясал рукой и грозно выговаривал кому-то:
– Поллитру пожалел, гляди-ко, укорил. Должен я ему… Может, и должен… Да, должен. И что? Должен… А ты мне не должен? Подожди у меня, вот как заявлю куда следует, чем ты на острове занимаешься, тогда и узнаем, кто кому должен. Поллитра пожалел, сукин сын, – пробормотал Вова, извлек из кармана телогрейки початую поллитровку, взглянул на нее, как на врага, и, мотнув головой, сделал несколько глотков прямо из горлышка. Сунул бутылку в карман и, нетвердо ступая, пошел по тропинке вдоль берега, проговорив с обидой: – Укорил…
Слова, произнесенные Вовой Татарином, чрезвычайно меня заинтересовали, особенно те, что касались острова. Но в настоящий момент меня еще больше интересовало, к кому Вова обращался. Переглянувшись с Женькой, мы бросились к ограде, но ни одной живой души обнаружить не смогли. Выходит, Вова высказывал наболевшее в пустоту.
