Тропинка заканчивалась возле пруда. Не доходя до него, Иван Иванович свернул к своему дому и, отважно пробираясь сквозь заросли крапивы у навозной кучи, вышел к задней калитке своего огорода. Здесь он немного отдышался, пробормотал: «Господи боже…» (мы сидели за той самой навозной кучей и все видели и слышали) – и вошел в калитку. Бежать сил у него, очевидно, уже не было, и по огороду он перемещался странными прыжками, совершенно не подобающими человеку его благообразной внешности. Через минуту он скрылся в доме, а мы переглянулись.
– И чего? – спросила Женька с таким видом, точно я обязана знать ответ на ее дурацкий вопрос.
– Зачем-то он несся сюда сломя голову?
– А как мы узнаем зачем?
– Тебе стоит сходить и спросить об этом у Горемыкина, – не выдержала я.
– Почему мне? – обиделась Женька, высунулась из-за кучи и принялась глазеть на дом. – Может, подберемся ближе и в окно заглянем? В конце концов, и зайти можно. Шли мимо… Почему бы и нет? – В общем-то, Женька права, почему бы в самом деле не зайти по-соседски? Обсудить новости, а главное, хоть одним глазком заглянуть… – Он идет, – перешла Женька на шепот, сползая в крапиву и болезненно морщась. – У него в руках мешок.
Я осторожно выглянула и убедилась, что ей не померещилось: Горемыкин шел по огороду с мешком в руке. Достигнув калитки, он закинул мешок на спину, опасливо огляделся, вышел, запер калитку на засов и направился вдоль своего огорода в противоположную от деревни сторону. Стало ясно: Горемыкин желает остаться незамеченным, избегает чужих глаз. Так и есть, он скрылся за кустами, посмотрел, нет ли кого на луговине, которая отделяла деревню от леса, и не спеша пошел через нее, таща мешок волоком. В высокой траве мешок не было видно, так что сразу и не поймешь, с ношей идет Иван Иванович или прогуливается налегке.
Перед самым лесом он ускорил шаг, юркнул в кусты и опять огляделся. Мы с Женькой вынуждены были сделать приличный крюк, чтобы он нас не заметил, и теперь залегли метрах в пятнадцати левее. Горемыкин взвалил мешок на плечо и зашагал напрямую через лес, игнорируя многочисленные тропинки. Мы перемещались от одного куста к другому, ни на минуту не теряя его из виду. Очень скоро Иван Иванович вышел к реке. Берег здесь был высокий и крутой. Спрятав мешок в кустах, он зачем-то спустился к воде, на какое-то время исчезнув из поля нашего зрения.
– Давай в мешок заглянем? – предложила Женька. Если честно, мне тоже очень хотелось заглянуть туда. Я с большим трудом поборола искушение.
– А если не успеем?
– Ну и что? Скажем, гуляли, нашли мешок… В конце концов, нас двое, а он один.
– Мешок не очень тяжелый, – вслух подумала я, – с тяжелым мешком особо не побегаешь.
– Ну что, идем?
– Идем, – кивнула я, и в этот момент над берегом показалась голова Ивана Ивановича, а затем и он сам. Мы с Женькой залегли в траве.
– Чего это он? – хмуро прошептала Женька.
Я приподняла голову.
Горемыкин катил камень, довольно большой и, наверное, тяжелый, видимо, за ним и спускался к воде. Он подтащил мешок к обрыву, закатил в него камень, связал концы мешка веревкой и сбросил его в воду, после чего, воровато косясь по сторонам, торопливо скрылся в лесу.
– Это то, что у него в шкафу было спрятано, – проявила я чудеса сообразительности.
– Ага, – шепнула в ответ Женька. – Интересно, что там?
– Доказательства совершенного преступления.
– Думаешь, там… тело?
– Что толку гадать, давай спустимся и посмотрим.
– Как посмотрим, если он мешок утопил?
– Надо его достать.
Женька взглянула на меня с сомнением, но отправилась следом. Мы спустились к кромке воды, я стала раздеваться, а Женька принялась тревожно оглядываться.
– Вдвоем в воду лезть нельзя, – высказала она ценную мысль, – а ну как этот гад вернется. Кто-то должен стоять на шухере.
– Хорошо, – съязвила я, – я постою.
– Почему ты?
– А почему бы и нет?
– Ты лучше плаваешь. Ты ж сама говорила, что я нырять не умею, что у меня задница самопроизвольно всплывает.
– Я говорила?
– Ты, ты, – закивала Женька. – Как же я с такой задницей мешок отыщу?
– Это уж точно.
Что ж, за сказанное частенько приходится расплачиваться, в следующий раз с критикой надо быть поосторожнее.
Пристроив свои вещи на травке, я шагнула в воду. Дно было вязкое, а место для утопления мешка Горемыкин выбрал правильно: глубина начиналась прямо от берега. Я немного проплыла и пару раз
