– Если нет, то лучше ему скоропостижно скончаться.
Зная Женьку, я была согласна: в самом деле лучше.
Мы ускорили шаг и минут через десять уже входили в калитку. Сразу стало ясно: в пансионате что-то происходит. С веранды доносились возбужденные голоса, я заметила Колю и Василия, устроившихся на ступеньках, а затем и остальных обитателей. Тут выяснилось, что об обеде забыли не только мы, но и гостеприимная Мария Павловна. И тому было две причины: первая – появление у нас участкового, вторая – обнаружение второй руки, то есть кисти. Она лежала в тряпочке на подоконнике вместе с первой. Заметив нас, подошел Валера и шепнул:
– Степаныч смылся.
– Что? – растерялась я.
– Ушел к себе вздремнуть, собрал вещички и сбежал.
– Думаете, он…
– Это вон ему думать надо, – ткнул Валера пальцем в пожилого мужчину в милицейской форме, который, сидя в плетеном кресле, обливался потом, с тоской глядя на пеструю тряпку на подоконнике.
– Как нашли вторую руку? – шепотом спросила я.
– Решили прочесать все в округе, и Коля нашел ее под кустом совсем недалеко от ограды пансионата, в рюкзаке.
– Место показать сможете? – быстро спросила я.
– Конечно, – поднял брови Валера и тут же спросил: – А зачем вам?
– Интересно. Мы же журналисты.
– Я думал, вы Кукуя ловите.
– Кукуй нас тоже интересует, – не стала я спорить. На этом разговор пришлось закончить, так как Мария Павловна, заметив нас, сказала:
– А вот и девочки. Василий Иванович, девочки пришли, журналистки из областного центра.
Василий Иванович с трудом оторвался от лицезрения конечностей, завернутых в тряпку, и взглянул на нас.
– Здравствуйте, – дружно сказали мы.
– Здравствуйте, – без энтузиазма кивнул он.
Женька предъявила свое удостоверение, а я пошла в комнату за паспортами. Минут через десять, завершив процедуру знакомства, мы приступили к беседе. Василий Иванович задал нам стандартные вопросы, на которые мы вполне стандартно ответили, заранее договорившись с Женькой молчать о голове. Прежде всего до сих пор неясно, была она или нет, к тому же возникал вопрос: если мы видели голову, отчего же сразу не сообщили в милицию? И не отговоришься, что позвонить не могли, раз о наличии у нас телефона участковому известно доподлинно. О Горемыкине тоже умолчали, потому что скелет его – глупость страшная. А так как в милиции у нас особыми талантами не блещут, то сдуру вполне могут вплотную заняться Горемыкиным, что, безусловно, уведет следствие в сторону.
Разговор с участковым много времени не занял. Между тем к веранде подтянулись все жители деревни и теперь хмуро взирали на участкового. Тот упорно избегал взглядов и выглядел задумчивым. Милиция из района сюда не торопилась, вот и выходило, что отдуваться придется участковому, который гадал, что ему теперь делать с руками, а главное с жителями, которые требовали от власти ответа: что ж это такое творится?
Порыскав в толпе взглядом и в очередной раз не обнаружив Вову Татарина, я подошла к участковому и сообщила о его исчезновении. Василий Иванович оживился и попросил Зинаиду, жену Вовы, взглянуть на кисти. Зинаида долго собиралась с силами, но в конце концов взглянула и твердо заявила, что руки не мужнины, эти хоть и страшные, но чистые, а у мужа руки сроду чистыми не бывали, даже после бани под ногтями черно, к тому же на правой руке у Вовы отсутствовало два пальца, и это каждый знает, а здесь они на месте. Участковый слегка смутился, наверное, потому, что о Вовиных пальцах, точнее об их отсутствии, забыл и теперь чувствовал себя виноватым.
– Выходит, кто-то из чужих, – изрек Василий Иванович.
– Так чужих в деревне не было, – загалдели бабки. – Кто был, все на месте.
Тут одна из женщин вспомнила, что Семен Кулибин, когда вчера вез ее в район, рассказывал, что накануне подвозил мужика до Фрязина и тот вышел у развилки и отправился в Липатово. Мужик городской, здоровый и с усами. Семен поинтересовался, к кому тот приехал, и получил ответ, что ни к кому, просто слышал, что места там заповедные и есть где остановиться. Семен подтвердил, что есть пансионат, который то работает, то нет и сейчас скорее всего не работает, потому что в Липатове ни моста, ни света, так что какой дурак туда поедет? Но мужик твердо вознамерился попасть в пансионат и пошел в сторону деревни, причем Семен решил, что места наши мужику знакомы, потому что дорогу он не спросил, а их, как известно, на развилке три, и если он пошел по той, что ведет к нам, значит, знал, куда идти. Василий Иванович выслушал, достал из своей папки листок бумаги и авторучку и все подробнейшим образом записал. В это время остальные гадали, куда делся мужик, если он шел в Липатово. Семен говорил, было это в девятом часу вечера, стало быть, еще светло и вряд ли мужик заблудился, но если в пансионат он не пришел, выходит, кто-то его по дороге убил и руки точно его.
Тут принялись гадать, кто убил, и не смогли найти ни одной подходящей кандидатуры. А главное, не могли ответить, зачем мужика убивать? Вряд ли денег у него много, раз решил отдыхать в такой глуши, да еще без телевизора, хотя бывает, что убьют за милу душу и вовсе без причины. Но с самого убийства Холмогорского бог миловал и было тихо. Люди пропадали, это да, спорить никто не будет, и если б этот пропал, то совсем бы не удивились, но отрубленные руки другое дело, и тут уж не просто убийство, а черт- те что, и как жить дальше, если оторваны от всего мира и никакой защиты?
Василий Иванович как мог пробовал успокоить граждан и обещал защиту, но ему мало кто поверил. Сошлись на том, что руки точно приезжего мужика и надо ждать милицию, чтоб нашли остальное, но и это сомнительно, раз вокруг болота. Далее начались догадки, зачем кому-то понадобилось отрубать руки. Василий Иванович тяжко вздыхал, а я все это время наблюдала за писателем. Он сидел с совершенно непроницаемым лицом и к происходящему отнесся философски. Валера выглядел более заинтересованным и
