Прошлой осенью собаку привязали возле магазина и уехали. А ведь, поди, тоже людьми себя считают. – Он поднялся, помог мне встать и спросил участливо: – Испугалась?
– Ага. Откуда он здесь взялся? – пробормотала я, хотя участковый в общем-то уже ответил на этот вопрос.
– Жалко псину, – вздохнул он и взял меня за руку. – Вернусь, надо будет его зарыть… Пошли, Анфиса.
Мы подходили к воротам и около них увидели Колю, он шел навстречу.
– Горемыкин здесь? – крикнула я.
– Не видел, – парень пожал плечами, сворачивая в лес.
– Домой? – спросил его Василий Иванович.
– Домой. Машину вымыл, завтра в город…
– А чего по лесу?
– Так ближе.
Парень кивнул нам и отправился дальше, а мы пошли к пансионату. Валера с Женькой сидели на веранде.
– Горемыкин здесь? – спросила я.
– Нет.
– Куда же он делся? Придется опять в деревню возвращаться.
Однако возвращаться не пришлось. Пока мы прикидывали, где его стоит искать, раздался крик, а затем в воротах появился Коля с таким лицом, что сразу стало ясно: у нас опять беда.
– Скорее, – прохрипел он, размахивая руками, и бросился в лес, мы за ним. Всего в нескольких метрах от забора пансионата лежал Горемыкин. Руки раскинуты в стороны, глаза открыты, на лице дикий ужас, а шея… Можно сказать, что шеи не было вовсе, горло точно вырвали, голова держалась только на коже.
– О господи! – дружно произнесли мы.
Я опомнилась первой.
– Василий Иванович, это собака? Это собака сделала?
– Похоже на то… Псу вроде кавказца пару пустяков человеку горло перегрызть. Надо милицию вызвать, – встревоженно произнес он.
На этот раз милиция прибыла в рекордные сроки, но ничем особо не порадовала. Собаку сфотографировали, труп увезли и всех опять опросили. Жители деревни, обступив представителей власти, требовали света и охраны. Со светом ничего не вышло: ток поступает по проводам, а те, стараниями братьев Симаковых, отсутствовали, а вот двух милиционеров в помощь участковому оставили. Пожилой дядька в погонах ворчливо заметил, что от больших собак одни неприятности, и я поняла, что милицейские чины склоняются к мысли, что происшедшее с Горемыкиным несчастный случай. Впрочем, почему бы и нет? Вспомнив о своей встрече с овчаркой, я невольно поежилась. Но было еще кое-что, не дававшее мне покоя. Об этом я и завела разговор, оставшись вдвоем с Женькой.
– Это убийство, – заявила я и, как только облекла свои ощущения в слова, почувствовала себя значительно увереннее.
– Ты думаешь, кто-то специально натравил собаку?
– Специально или нет… это убийство.
– Подожди, Анфиса. Собака напала на вас. Она вполне могла до этого напасть на Горемыкина. Я допускаю мысль, что кто-то сознательно использовал зверя…
– Послушай меня, – перебила я подружку. – Горемыкин хотел со мной посоветоваться. О чем? Логично предположить, что это касалось убийства, точнее, двух убийств, потому что в несчастный случай с Вовой Татариным я не верю. Не настолько он был пьян, чтобы свалиться в реку, особенно если учесть, что он всю жизнь пребывает в таком состоянии, да еще легко путешествует по болоту… Так вот: Горемыкина что-то мучило. Вспомни наш разговор незадолго до того, как он покинул пансионат.
– Ну…
– Что «ну»? Вспомнила?
– Так я и не забывала. Говорили о том, что надо следствию помогать.
– Вот именно. И он сказал что-то насчет того, что, не видя человека, опознать его трудно, ведь можно ошибиться. Женька, он имел в виду голос. Что-то там сказал насчет тумана и того, что голос разносится…
– Ну и что?
– А еще он выронил чайник, когда услышал имя Саша.
– Это я помню… Мама моя, он той ночью кого-то слышал, не видел, а слышал. И этот кто-то был ему знаком. По крайней мере, по голосу он его узнал.
– Конечно. Саша – это наверняка имя убитого. Теперь понимаешь?
– Что ж я, дура… Почему этот хмырь ничего ментам не рассказал?
– А почему он скелет утопил? Старый чудак скорее всего решил, что его ночные прогулки для ментов будут выглядеть подозрительно. Не скажешь ведь, что Кукуя ловил, без того чтоб не прослыть чокнутым.
– Значит, убийство… Чей же голос он слышал той ночью, как думаешь?
