– Ага. Возвращаемся?
– Есть еще идеи?
– Ни одной.
– А впечатления?
– Этого добра сколько угодно, – вздохнула я.
– Сравним твои с моими. Начинай.
– Очень насторожила фраза Веры: «Вдруг это я во всем виновата». Что она имела в виду?
– Что?
– У нее появился приятель. Если по поводу ее слов еще могут быть сомнения – наш друг Леха мог и приврать, – то наличие чернявого красавца подтвердила Полина. Они встречаются, соблюдая осторожность. Предположительно, прячась от жены и Лешки, которого Вера до конца из своей жизни все-таки не вычеркнула. А если их объединяло нечто другое?
– Интерес к чужому богатству? – хмыкнул Берсеньев.
– По-твоему, это глупо?
– Вовсе нет. Чернявый по наводке подружки решил бомбануть домик в отсутствие хозяев, но столкнулся с Ириной…
– Вера могла не знать об этом, но догадывалась, – сказала я.
– В то, что она где-то счастливо проводит время в объятиях знойного красавца, ты не веришь?
– Не верю. Скорее уж прячется от него. И убегала в спешке. Женщина она аккуратная, на кухне образцовый порядок, а тут забытая на плите кастрюля. И деньги в тайнике.
– Может, не было никакой спешки и она не собиралась никуда уезжать?
– В смысле она не собиралась, но вдруг пришлось?
– Почему бы и нет?
– Но при встрече с Полиной она вовсе не была напугана, даже наоборот, – напомнила я.
– Нет уверенности, что встреча произошла в день ее исчезновения. Или отъезда, называй как хочешь.
– К банковским платежам она относилась очень серьезно, но все-таки уехала, не заплатив. Хотя деньги у нее были, по крайней мере, пятьдесят тысяч. Вряд ли ежемесячные взносы больше этой суммы.
– Ее закружил вихрь любви, а незначительная задержка очередного взноса вовсе не означает потерю квартиры…
– И все равно у меня сложилось впечатление, что уезжала она в большой спешке. Черт, мы даже не спросили, есть ли у нее машина.
– Узнать не проблема. Подытожим вышесказанное, первый вариант развития событий: у Веры появился приятель, который мог иметь отношение к убийству. Вера об этом догадалась и сбежала от злодея. Следователю о нем ничего не сообщила, боясь, что ей пришьют соучастие. Вариант второй, оптимистический: у Веры опять-таки появился приятель, но никакого отношения к убийству подруги он не имел. Бросил жену, пообещал Вере любовь до гроба и даже денежную поддержку, и они скоропостижно отбыли в неизвестном направлении, забыв обо всем на свете. Но… если мы придерживаемся первого варианта – трагического, – неясно, чему Вера так радовалась перед своим поспешным бегством. Если второго: непонятны ее горестные вздохи и чувство вины из-за гибели подруги.
– И что?
– Истина где-то рядом, – пожал он плечами.
– А потолковей нельзя?
– Можно, моя несообразительная подруга. Оба варианта ни к черту, есть третий. Но мы его пока не видим.
– Я тобой восхищаюсь. Столько трепа с таким плачевным итогом. И что нам делать дальше?
– Искать, бороться, найти…
– И перепрятать, – подсказала я.
– Может, и придется. Вера, вполне возможно, скоро сама объявится. Сороковой день не за горами.
– А если не объявится?
– Тогда будем искать чернявого.
– И как ты думаешь его найти?
– Милая, в этом городишке от силы шестьдесят тысяч жителей.
– Сущая ерунда, – фыркнула я насмешливо.
– Но ведь не Москва, во всем надо видеть положительную сторону. Кто-то где-то их видел вместе.
– Леха, например. Или соседка. И как нам это помогло?
– Пессимизм сыщику не к лицу. Если я говорю, мы его найдем, значит, так и будет.
Его нахальство ужасно раздражало, но у меня уже была возможность убедиться: Сергей Львович слов на ветер не бросает, вот я и предпочла промолчать. Еще одна загадка Берсеньева: он вызывал уважение, при том что питать к нему добрые чувства я была вовсе не склонна. Ни в какие привычные рамки втиснуть его невозможно, приходилось признать: он относился к особой категории людей, своей собственной. И отношения тоже требовал особого.
Голованово мы давно уже покинули, пялиться в окно, за которым уже стемнело, было скучно, но и спать не хотелось, хотя все к этому располагало. Берсеньев молчал, о чем-то размышляя, и я помалкивала, потому как озарением похвастаться не могла, а в повторении того, что было уже сказано, не видела смысла. Устроившись поудобнее, я все-таки решила вздремнуть, но тут Сергей Львович притормозил и начал что-то высматривать на обочине.
– Что потерял? – буркнула я.
– Нашел. Указатель, – ткнул он пальцем в голубой щит впереди. На нем было написано «С.т. Парус 2 км». Стрелка показывала направо. Берсеньев свернул, а я спросила:
– Какой смысл туда тащиться?
– В этой жизни вообще мало смысла, – философски изрек он. – Запомни золотое правило сыщика: все надо доводить до конца.
– Хорошо, поехали, – вздохнула я.
Два километра по проселочной дороге, и впереди появилась шаткая изгородь с воротами. Выглядели они на редкость своеобразно. Одна створка кое-как держалась на ржавых петлях, вторая отсутствовала, вместо нее был шлагбаум, прикрученный проволокой к остаткам ворот. Ни фонарей, ни иных признаков жизни. Правда, впереди за шлагбаумом виден след от машины, которая недавно здесь проезжала.
Берсеньев вышел, и я, подумав, тоже. Температура упала, и в первую минуту мне показалось, что на улице ужасно холодно, но впечатление это скорее обманчиво… Свет фар освещал узкую дорогу и два ряда домиков по ее краям. Слева темнело единственное двухэтажное сооружение, больше похожее на большую собачью будку.
– Прогуляемся? – предложил Берсеньев.
Он ловко перемахнул через шлагбаум и помог перелезть мне, приняв в объятия, вернул на грешную землю и с усмешкой сказал:
– Шарф намотай на голову, простудишься.
– Кончай строить из себя доброго братца, – разозлилась я.
– У меня к тебе скорее отцовские чувства.
– Папа у меня есть, и тоже учит жизни. С его точки зрения, я так и не вышла из детского возраста.
– Как я его понимаю…
Зима в этом году задержалась, снег то выпадет, то растает, но здесь его было больше, чем в городе, не сугробы, конечно, но ноги по щиколотку утопали.
– Скажи-ка мне, милая, ты на своей любви крест поставила или ждешь, когда твой Стас сам объявится?
– Он не объявится.
– Да ладно. Куда ему деться… Почему бы не облегчить жизнь себе и парню и не наведаться в Питер?
– А почему бы тебе не наведаться к своей большой любви?
– Меня там никто не ждет.
