– Я же сказала, калиткой не пользовались, а со стороны дома она запирается еще и на засов. Так что беспокойства не было. Хотя я собиралась сменить замок, но все руки не доходили. Значит, вы все-таки думаете… – Она не договорила, но я все прекрасно поняла и усмехнулась.
– Неважно, что думаю я.
Я решила, что вопросов задала достаточно, на откровенные ответы рассчитывать не приходилось, я просто теряю время. Нине есть что скрывать, и она боится за Юлю, конечно, в первую очередь за дочь, но и за Юлю тоже. Это не вписывалось в рамки истории с шантажом, но я не спешила с выводами. Одно было ясно: обе девчонки, и Лена и Юля, попали в беду, вместе или каждая по отдельности, неважно. Похоже, что без посторонней помощи они не справятся, а вот в милицию обращаться не хотят. Очень знакомый сюжет, осталось решить, что с этим делать. Я была уверена, что убийство Симушина, исчезновение Лены, а теперь и убийство Бокова связаны. Звенья одной цепи, как сказали бы в детективе, но пока не приходило в голову, как в реальности переплелись три эти судьбы. Нина мне не помощник, это ясно, и я поспешила откланяться. Хозяйка проводила меня до двери, пока прощались, из кухни появилась домработница.
– Нина Константиновна, я ухожу, помните, мы договаривались, – произнесла Екатерина Владимировна, полная дама слегка за пятьдесят.
– Да-да, – кивнула Нина Константиновна, с сомнением поглядывая в мою сторону, похоже, она ищет предлог, чтобы задержать Екатерину Владимировну, и причина тут одна: не хочет, чтобы я немного поболтала с милой дамой. Но то ли подходящего предлога не нашлось, то ли Нина поняла, как это глупо: завтра явится следователь и вопросы Екатерине Владимировне, конечно, задаст. В общем, Нина кивнула, и мы вместе с домработницей покинули дом.
– Я вас подвезу? – предложила я.
– Правда? Вот хорошо. У моей подруги сегодня день рождения, а мне еще домой заехать надо.
Узнав, где живет Екатерина Владимировна, я порадовалась, расстояние приличное, будет время поговорить, и я незамедлительно приступила к расспросам.
– Вы давно здесь работаете?
– Девять лет. Я на пенсию в сорок пять вышла, дома сидеть скучно, да и деньги нужны. Подруга предложила, и я пошла, думала, поработаю годик, а задержалась на девять лет.
– Повезло с хозяевами?
– Грех жаловаться. И Нина Константиновна, и покойный Григорий Петрович – люди хорошие. Когда хозяин умер, я себе места не находила, точно он мне родной, хотя так и есть, сколько лет рядом… Конечно, и обиды были, и они, наверное, не всегда мной довольны, но как-то все по-доброму у нас.
– Да, Нина Константиновна святая женщина, сироту приютила, – закинула я пробный шар. Реакция последовала незамедлительно, лицо Екатерины Владимировны приобрело такое же выражение, как у старушек в музеях, грудью защищающих экспонаты от досужих туристов.
– Юльку, что ли? Какая она сирота? Аферистка, прости господи.
– Почему аферистка? – прикинулась я удивленной.
– Потому, что никакая она им не родня. И отец у нее жив-здоров, тоже тот еще хмырь, от родной дочери отказывается.
– Это в каком смысле?
– Ну, как же… Юлька ведь считает, что Григорий Петрович ее настоящий отец, а этот хмырь ей во всем потворствует, и лишь для того, чтобы деньги получить. Нина Константиновна у них на поводу идет, потому что добра без меры, и Гришу своего любила так, что… любила, одним словом, а я бы на ее месте гнала этих жуликов в шею, и никто бы ее не осудил, и Григорий Петрович в первую очередь. Он был мужчина строгий, такой, знаете, порядок любил и прохиндеев не жаловал.
– Про отца вы от Юли узнали?
– Нет, конечно, – усмехнулась Екатерина Владимировна. – Она хитрющая, вроде и не врет, но и правду не говорит. Только я ее выследила. Куда, думаю, шастает? А она к соседу на свидание, он ведь соседом представился, когда здесь появился. А мы уж тогда с Ирой, сестрой Нины Константиновны, неладное заподозрили, ну, я возьми да и пойди за ней. Сосед-то староват, чтоб к нему на свидание, да и видно, что отец он ей, как разговаривает, как смотрит. Но я его на всякий случай проводила, нам-то он сказал, что уехал, а на самом деле на Гороховой квартиру снимает. Нашла я там хозяйку, фамилию спросила, Боков Сергей Юлианович, а у Юльки отчество Сергеевна. Ну, я в тот же вечер ей и говорю: «Чего ж ты хозяйке врешь?» А она мне с наглой рожей: «А я, говорит, не вру».
– Хозяйке вы об этом рассказали?
– Конечно. Только она не очень-то обрадовалась. Вежливо так дала понять, чтобы я не в свое дело не лезла, оттого я и Ирине ничего рассказывать не стала, чтобы раздор в семью не вносить. Я покумекала и сообразила: не иначе Нина считает, что Юлька дочь Григория Петровича и сюда они, знамо дело, за наследством приехали. Только все это вранье.
– Что вы имеете в виду? – удивилась я.
– Никакая она ему не дочь, приблудные они, и Нине голову морочат, уж не знаю как, но морочат.
– Откуда такая уверенность, что Юля не может быть дочерью Зотова? Допустим, Боков приемный отец и…
– Нет, – покачала головой Екатерина Владимировна. – Не такой Григорий Петрович был человек, чтобы дочь без копейки оставить. Допустим, по молодости да по глупости мог и согрешить. Тут я руку на отсечение давать не стану, но никогда бы без помощи не бросил и уж точно бы в завещании упомянул, можете мне поверить. А о ней там ни словечка.
– Так было завещание?
– Конечно. В больнице Григорий Петрович позвал к себе юриста и все, как положено, составил, мы-то об этом ничего не знали. Нина и та не знала, а про меня и говорить нечего. Так вот, все что нажил, он оставил жене и дочке Лене, пятнадцать тысяч долларов мне, как раз столько мне на квартиру не хватало, замучил зять-пьяница. Внуку моему – он, можно сказать, на глазах Григория Петровича вырос, пять тысяч долларов на учебу после окончания школы оставил, и две тысячи семье Ивана Демьяновича, что раньше шофером у
