— «Войсковому атаману Алексею Максимовичу Каледину. Сущность вашей телеграммы Временному правительству доведена до моего сведения. Истощив терпение в бесплодной борьбе с изменниками и предателями, славное казачество, видя неминуемую гибель родины, с оружием в руках отстоит жизнь и свободу страны, которая росла и ширилась его трудами и кровью. Наши сношения остаются в течение некоторого времени стесненными, прошу вас действовать в согласованности со мной так, как вам подскажет любовь к родине и честь казака». — За моей подписью отослать шифротелеграммой.
Не полагаясь на столько раз уже подводившую его связь, генерал вызвал Завойко:
— В такое время не хотел бы расставаться с вами. Но придется. Поезжайте снова на Дон, к Каледину. Подымите казаков.
— Когда ехать?
— Немедленно.
По выражению лица своего ординарца-советника Корнилов понял: тот рад возможности покинуть Ставку.
Крыса… Когда еще он доберется до Новочеркасска…. И доберется ли?.. И где же Крымов?..
Как и было запланировано Крымовым, сотни Первой Донской дивизии в ночь на тридцатое августа походной колонной двинулись в направлении Луги. У подступов к городу путь им преградили баррикады и ряды окопов. Казаки не захотели принимать боя. Не подчиняясь приказам офицеров, повернули коней назад.
Крымов уступил:
— Утром двинемся в обход Луги в направлении станции Оредеж. Будем заходить не со стороны Гатчины, а со стороны Царского Села.
Но утром его разыскали приехавшие из Петрограда двое офицеров посланцы Керенского.
— Министр-председатель просит вас прибыть в столицу. Он гарантирует вам безопасность своим честным словом, — передал один из них.
Генерал задумался. Если смотреть на обстоятельства трезво, дело дрянь: под руками дивизия неполного состава, уже отказывающаяся подчиняться, да горстка неведомо откуда взявшихся юнкеров московских училищ. Где остальные части, и прежде всего Кавказский туземный корпус, которому «все равно, кого резать»?.. По сведениям двухдневной давности (а более свежими он не располагал), штаб корпуса все еще находился на станции Дно, хотя авангард Ингушский и Черкесский полки — продвинулись по Витебской железной дороге едва ли не до Царского Села. Но тоже — лишь два полка. В преданности князя Багратиона и командира Первой туземной дивизии князя Гагарина верховному главнокомандующему Крымов не сомневался. Однако сейчас одной преданности было мало. Надо действовать решительно и стремительно. А неведомые силы, как Гулливера, опутали бесчисленными нитями и держат такого колосса — целую армию! — мертвой хваткой.
Время! Ему нужно выиграть время, пока так или иначе все дивизии сосредоточатся на подступах к Петрограду. Однако дела не так уж и плохи: железные дороги вокруг столицы забиты эшелонами его войск. Это дает ему возможность вести переговоры с министром-председателем не как побежденному, а как завтрашнему победителю.
— Я выезжаю в Петроград, — решил он.
Но прежде чем вернуться в Лугу, где ждал автомобиль, приказал командиру Первой Донской дивизии генералу Грекову:
— Движение к станции Оредеж продолжать!
В столице куда лучше, чем в Ставке и штабе Крымова, знали об истинном положении дел: для петроградских центров по борьбе с заговором Корнилова связь работала бесперебойно: и железнодорожная, и радио-, и телефонно-телеграфная. Ежеминутно поступали донесения в «военку», в Народный комитет в Смольный, в кабинет военного министра и в Зимний министру-председателю.
Решительный перелом обозначился поздним вечером двадцать девятого августа, когда со всех фронтов поступили подтверждения о «торжестве революции», а с линий железных дорог — о полной приостановке продвижения корниловских эшелонов.
Керенский более всего опасался Кавказского туземного корпуса. Но как раз в эти дни в столице происходило совещание «Всероссийского мусульманского совета». Совет заявил о своей поддержке революции. Большевики предложили направить делегацию из наиболее известных членов совета в район сосредоточения Кавказского туземного корпуса.
Уже утром двадцать девятого августа делегация вступила в контакт с солдатами Ингушского полка, а затем Черкесского, Кабардинского, Осетинского. Результат тут же сказался. Солдатские комитеты постановили: вперед не двигаться; две группы направить в оба конца по линии железной дороги для оповещения остальных частей о преступном замысле Корнилова, Багратиона и Крымова против революции; потребовать от князя Багратиона, чтобы он дал приказ впереди находящимся эшелонам о приостановке продвижения и предотвращении всяких действий против защитников Петрограда. И последнее: направить делегацию от солдат корпуса в столицу для выражения верности революции.
Князь Багратион вынужден был подчиниться. Собственноручно написал:
«Начальнику 1 Кавказской конной туземной дивизии. Копия всем командирам полков и командиру 8 дивизиона. Приказываю немедленно приостановить продвижение частей дивизии, сосредоточить их в районе Вырица и никаких выступлений против войск Временного правительства ни в коем случае не предпринимать». По железнодорожному телеграфу приказ для сведения был передан и в Питер. Со всей очевидностью он означал: попытка наступления корниловских войск на столицу завершилась полным провалом.
На первый взгляд малозначительными, на самом деле весьма важными свидетельствами банкротства Корнилова явились еще два факта: вчера же профессор Милюков, день назад порывавшийся ехать в Ставку, поспешно «отбыл на отдых» в Крым, а Родзянко публично заявил, что о заговоре главковерха он «узнал только из газет и к нему совершенно не причастен». Значит, и кадеты, и торгово-промышленные круги отказались от своего протеже in extermis[26].
Керенский ликовал. Вчера же поздним вечером он распорядился объявить по радиотелеграфу — «Всем! Всем! Всем!..» — что «мятежная попытка генерала Корнилова и собравшейся вокруг него кучки авантюристов не встретила поддержки армии» и что «двинутые на Петроград путем обмана войска остановлены». Тем же часом он предложил «Совету Пяти» и, конечно, получил безоговорочное согласие на то, к чему стремился с самого начала своего феерического взлета, и это свое вожделенное выразил в приказе, разосланном немедленно на все фронты:
Сего числа согласно Постановления Временного Правительства на меня возложено Верховное Командование вооруженными силами Государства… Вступая в Верховное Командование всеми вооруженными силами Государства Российского, я заявляю о своем полном доверии всем чинам армии и флота, генералам, адмиралам, офицерам, солдатам и матросам, вынесшим на своих плечах тяжкое испытание последних дней…. Пусть помнит каждый, кто бы он ни был, генерал или солдат, что малейшее неподчинение власти будет впредь беспощадно караться.
Довольно играть судьбой Государства.
Пусть поймут и глубоко проникнутся убеждением все русские люди, стремящиеся к спасению революции, достижению свободы и обновлению общественного строя Государства, что в эту минуту все наши помыслы и силы должны быть устремлены прежде всего на защиту Родины от врага внешнего, стремящегося поработить ее…»
О, с каким наслаждением вывел он: «Министр-Председатель, Верховный Главнокомандующий…» — и размашисто подписал! То, чего Корнилов хотел достичь огнем и мечом, он добыл своим умом и хитростью, а отчасти и благодаря тупоголовому генералу!..
В сегодняшних же номерах газет был опубликован за подписями Керенского и Савинкова указ Временного правительства об отчислении от должности с преданием суду за мятеж генерала от инфантерии
