оперативное руководство армией он продолжает. Попросил:
— Окажите содействие, чтобы мне была предоставлена возможность переговорить по прямому проводу с генералом Крымовым.
— Сделаю все возможное, — пообещал Алексеев.
Не дожидаясь, пока такая связь будет установлена, Корнилов составил послание: «Глубокоуважаемый Александр Михайлович. Посылаю вам копии приказов и воззваний, с которыми я обратился к войскам и народу по поводу своего конфликта с Временным правительством.
Послал двух человек к Каледину с просьбой надавить. Ответ от Каледина можно ожидать примерно 4 сентября. Приказом Временного правительства я, Лукомский, Деникин и несколько других генералов отрешены от должности и преданы военно-революционному суду за мятеж, но вместе с тем я получил приказание руководить операциями до приезда генерала Алексеева, назначенного начштаверхом. Алексеев приезжает завтра к ночи. Получился эпизод — единственный в мировой истории: главнокомандующий, обвиненный в измене и предательстве родины и преданный за это суду, получил указание продолжать командование армиями, так как назначить другого нельзя. С подателем сего доставьте мне возможно подробные сведения о расположении ваших полков, настроении ваших офицеров, казаков и всадников, о связи, имеющейся у вас с организациями, на которые мы рассчитывали, и на дальнейшие шансы на возможность крепкого нажима средствами, имеющимися в вашем распоряжении. Ориентируйте меня в обстановке и тогда получите от меня дальнейшие указания. Если же обстановка позволяет, действуйте самостоятельно в духе данной мною вам инструкции».
Приказал вызвать одного из самых преданных офицеров Текинского полка, подъесаула Кочи-Таган Дурдыева, и, когда тот явился, протянул конверт, сказал по-текински, что свидетельствовало о высшей милости:
— Умереть, но найти генерала Крымова. Умереть, но вручить пакет ему лично. Умереть, но не допустить, чтобы он попал в чужие руки!
Он все еще уповал на свою победу.
Глава восьмая
31 августа
Нетерпимы далее ни исключительные полномочия Временного правительства, ни его безответственность. Единственный выход — в создании из представителей революционного пролетариата и крестьянства власти, в основу деятельности которой должно быть положено следующее…
Московский комитет РСДРП требует: 1) Немедленное вооружение рабочих и солдат. 2) Энергичные массовые аресты контрреволюционеров, в особенности центров кадетов и их военных организаций. 3) Закрытие буржуазных газет и конфискации типографий. 4) Освобождение всех арестованных большевиков. 5) Урегулирование продовольственной и жилищной нужды.
Отряд Красной гвардии завода «Айваз» уже более суток занимал позиции, оседлав железную дорогу Петроград — Псков, в десятке верст не доезжая Луги. Бойцы окопались по всем правилам. Кончив рыть траншеи, выложили дерном брустверы. Потом оборудовали наблюдательный пункт. Взялись и за блиндаж. А противник все не появлялся.
Путко выслал разведчиков. Рабочие возвращались:
— Нема никого, одни крестьяне в деревне за лесом. Казаков не видать, не слыхать.
Все были огорчены: боевой порыв требовал разрядки, как сгустившийся в тучах электрический разряд молнии и грома.
— На других участках, видать, горячий бой!.. — долетало до Путко.
В этих словах вроде и укор: не повезло нам, не туда послали; а может, невезучий у нас командир.
— Носы не вешать! Займемся строевой и огневой подготовкой!
Нашли позади взгорка, у рощицы с лазаретом, лужайку-площадку. На ближних березках развесили самодельные мишени. А лужайку, как плац, поручик решил использовать для строевой.
— Это что еще за старорежимные штуки? — возмутился один из бойцов. Ать-два! Шагом марш, кругом! Как при царе!..
— Строевая учит собранности, четкости движений, — терпеливо объяснял Антон. — Армия — это не толпа. В каждом подразделении должен быть строгий порядок.
Правда, козырять не заставлял — это уже отошло и в войсках.
Поползли у него и по-пластунски, неумело елозя по земле и высоко выгибая спины. Удовольствия красногвардейцам ползанье доставило малое.
— Напомню, что говорил Суворов, — оглядывая красно-грязные, взмокшие, сердитые лица, наставлял Путко. — Тяжело в ученье — легко в бою!
Видел: если б не папутствепные слова Вани Горюнова, айвазовцы не стерпели бы таких мук от офицера-георгиевца.
Зато стрелять по мишеням желали все, и как можно больше. Лупили в божий свет как в копеечку.
Сашка Долгинов, ординарец, старался на славу. Оказался он ловким и сноровистым, и глаз меткий, рука твердая!
— Быть тебе красногвардейским командиром!
— Не откажусь! — горделиво улыбался Александр. Днем приехали из Питера, с завода, привезли собранные по домам гостинцы.
— Как ероям!
Красногвардейцы даже совестились их принимать: награда за несделанную работу.
— Что нового в Питере, на Выборгской?
— Поднялись как один! Все при деле! Новые отряды сорганизовали! Скоро еще один к вам подойдет на подкрепление!
— К шапочному разбору.
— А вы много генеральских шапок насбивали?..
— Дак ведь такая загвоздка: может, они в обход нашей позиции проперли?.. — виновато отзывались бойцы.
И вдруг взбежал на бугор, к наблюдательному пункту, запыхавшийся парень из последней посланной Антоном разведки:
— Казаки! Впереди казаки!..
Тимофей Шалый добрался до своих донцов только на третье утро после схватки с моряками в «Астории».
Черно-рыжий, изодранный, изрезанный стеклом и подцепленный в ухо, едва не в затылок, пулей преследователей, он был страшен.
Есаул выбрался из города еще в предрассветье. На окраине стянул с седла какого-то сопляка- корнета. Загнал лошадь. Бросил. Как цыган-конокрад, увел под носом, с коновязи, еще одного жеребца. И этот едва не пал, когда настегивал его по проселкам на юго-запад, ориентируясь по солнцу и кронам деревьев, пока не увидел на окраине деревни всадников с пиками, в серо-синих шароварах с лампасами и не донеслась стройно и многоголосо исполняемая песня — их гимн:
