деятельности, исполняющий указания свыше?» Кирилл решил не углубляться в религиозные дебри — это мало его интересовало. Он многого не понимал в религии, к примеру как на территории одной страны могут действовать враждующие христианские концессии, практически ничем друг от друга не отличающиеся, в том числе и жаждой верховенства. В детстве он был крещен, когда ходил в церковь, осенял себя крестным знамением, ставил свечки за здравие, за упокой и за сдачу экзаменов в вузе — этим, как и у многих других, его религиозность ограничивалась.
«Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всеми силами твоими и возлюби ближнего своего, как самого себя.
Тогда Господь сохранит тебя как зеницу ока, избавит от всякого зла, дарует любое благо и немедленно исполнит каждое желание твое, так, чтобы оно служило на пользу твоему телу и душе».
Дальше шли подобные сентенции и нравоучения, и от этого Кириллу стало скучно, и он начал быстро перелистывать страницы в поиске формул колдовства и описания подручных средств. Но так их и не нашел, кроме нескольких простеньких формул для вызывания духа. Вернувшись к началу, он узнал, что сохранившаяся книга Арбателя имеет подзаголовок «Изагог — Введение». А магические формулы, заклятия, наговоры должны быть в последующих книгах, которые так и не увидели свет. Кирилл с уважением посмотрел на толстенный манускрипт размером со второй формат. «Килограммов восемь в нем есть весу, получишь таким по голове — мало не покажется».
Его не мучили угрызения совести из-за того, что, по сути, он вместе с Марком украл этот манускрипт, совершил деяние, не только отвратительное с точки зрения морали, но и криминальное. За свою жизнь он усвоил: для достижения успеха все средства хороши. А здесь, казалось, удача сама шла в руки, а высокоморальным он станет, когда разбогатеет. Нравственность, мораль — это прихоть богачей: они играют этими понятиями для виду, отбрасывая напрочь в делах.
Тут его посетила одна дикая идея, и, чтобы убедиться, что его предположения верны, он еще какое- то время рылся в Интернете. Затем пришел черед старинного манускрипта — вскоре он нашел то, что искал: кружочек с кривыми линиями, под которыми было написано ARBATEL. Он спешил, не желая, чтобы его застал за этим занятием Марк.
__Попробую вызвать цухз Арбателя, — озвучил он свое намерение, не веря в результативность своих действий и одновременно опасаясь этого.
Ему вспомнился кошмарный сон в лесной избушке, девушка из сновидения, и ему стало нехорошо, но он уже не мог остановиться, он должен был совершить задуманное. Цветным мелком прямо на линолеуме он нарисовал круг, в него вписал крест, в центр которого поместил кружок, в котором попробовал изобразить печать Арбателя. Затем зажег свечу, взял ее в руку, встал в круг и произнес:
— Вечный и всемогущий Бог, создавший все творения для Своей чести и славы и для вечного блаженства человека, молю Тебя послать мне Твоего духа Арбателя, чтобы он научил и рассказал обо всем, о чем я буду его спрашивать, и помогал мне во всем. И пусть это свершится не по моему желанию, а по Твоей воле, именем Иисуса Христа, Твоего единородного Сына, Нашего Господа: Амен.
Его голос, слегка дрожащий вначале, к концу окреп. Но ничего не произошло — никто не появился, все вокруг оставалось прежним, лишь слабый огонек свечи, ведший себя беспокойно на сквозняке из открытой форточки, несколько раз мигнув, погас. Кирилл рассмеялся и обозвал себя дураком. Хотя его эксперимент закончился ничем, он почувствовал облегчение, ему стало спокойнее.
— Все будет хорошо! — произнес он вслух и стал поспешно мокрой тряпкой вытирать свои художества на полу.
10
Герберт стоял на коленях перед распятием, раздираемый противоречивыми мыслями, пока не решил: «Только от веры в Бога зависит уверенность в правде, тогда ты будешь знать наверняка, духи говорят с тобой лживо или — истинно. Ты сможешь сказать вслед за святым Павлом: „Я знаю, в кого я верю“. Если ни один воробей на земле не может погибнуть без воли Отца небесного, трудно ли поверить в то, что Бог заставит тебя обмануться в самой маленькой истине, если ты полностью зависишь от Бога и веришь только в Него?» Он начал вслух читать молитву:
— Господь небес и земли, Создатель и Творец всего, видимого и невидимого, я, недостойный, взываю к Тебе, именем Твоего единородного Сына, Господа Нашего Иисуса Христа, чтобы ты ниспослал мне Твоего Святого Духа, который направит меня благодаря твоей истине на путь ко всему хорошему. Амен.
Потому что я чувствую настойчивое желание в совершенстве постичь науку жизни и все то, что для меня необходимо, все то, что погружено во тьму и так осквернено множеством людских домыслов, что собственных сил мне не хватит, дабы все это постигнуть, если Ты не будешь руководить мною. Дай мне одного из Твоих духов, который сможет научить меня тому, что Ты хочешь, чтобы я узнал, и изучил, и прославил Тебя, и восхвалил к пользе ближнего. Дай мне сердце смиренное и способное, чтобы я легко усвоил все то, чему Ты будешь меня учить, и мог запомнить все это и использовать Твои неиссякаемые сокровища для всего, что необходимо. Будь милосердным, чтобы я мог смиренно использовать Твои дары в страхе и почтении во имя Господа Нашего Иисуса Христа и Твоего Святого Духа. Амен.
Он встал с колен и поправил пояс на монашеском одеянии. Подошел к медному тазу и ополоснул лицо, но легче не стало. И виной тому были полуденный зной Испании, раскаливший, словно печь, небольшую тесную каморку, отведенную ему для проживания, по сравнению с которой келья в монастыре Святого Жерома в Орильяке казалась парадным залом, и мысли, терзающие его в последнее время. Прошло всего два года с тех пор, как добрейший аббат Бертран, оценив пытливый ум и видя тягу молодого монаха к знаниям, уговорил блистательного и независимого графа Бореля II, властителя Барселоны, приютить его. Его усидчивость и незаурядный ум заметил епископ Ато, известный своей ученостью, и приблизил к себе. В богатой епископской библиотеке наряду с творениями известных христианских схоластов имелось большое количество трудов древнегреческих и древнеримских языческих авторов, и даже рукописи арабских ученых и литераторов. Желая с ними ознакомиться, не без помощи епископа Герберт в краткие сроки выучил древнегреческий и арабский языки. А три месяца назад епископ Ато отправился с дипломатической миссией в Кордову и взял его с собой.
Кордова — многоязычная и многолюдная столица мавританского халифата аль Андалус, расположенная близ южных склонов Сьерра-Морены, в излучине реки Гвадалквивир, на Андалузской равнине, поразила молодого монаха своими размерами и восточной роскошью. Город с сотнями тысяч домов, множеством переплетающихся улочек, где легко заблудиться, словно в хитроумном лабиринте Минотавра, напоминал ему огромную паутину, в центре которой находилось обиталище паука — главная мечеть, где неверные поклонялись своему Богу — Аллаху. Однажды Герберт облачился в мирскую местную одежду — надел длинную белую рубаху, подпоясал ее, на голове соорудил чалму, попросил за это у Бога прощения и с замирающим от страха сердцем отправился в обитель бога неверных. Внешне Герберт, с густой черной бородой и потемневшей, огрубевшей от жаркого иберийского солнца кожей, ничем не отличался от местных жителей, если бы не тонзура, спрятанная под зеленой чалмой, и плохое знание местных обычаев. Последнее пугало больше всего — ведь любая мелочь могла раскрыть его маскарад, и тогда, он не сомневался в этом, наказанием была бы смерть. Он, любивший ясность и четкость во всем, самостоятельно овладевший арабским счетом, чтобы совершать вычисления в уме, тем самым поражая окружающих, не мог для себя точно сформулировать цель своего похода. Удовлетворение любопытства и тяга увидеть новое, узнать больше об окружающем мире? Возможно, но не только это. Было еще что-то, смутное, спрятанное в глубине души, тревожившее его.
Мечеть, обнесенная высокой стеной, тянувшейся, казалось, в бесконечность, была искусно вписана в рельеф местности. В низине стены вырастали до невообразимых размеров, превышая обычную высоту чуть ли не в три раза. Вдоль стены была устроена колоннада, защищавшая путников от солнца. Герберт нарочно выбрал время для посещения мечети между намазами, чтобы его обман не был раскрыт, но теперь ужасно страдал от полуденной жары. Ему казалось, что раскаленный диск в небе нереальной прозрачной голубизны именно из-за совершаемого им святотатства обрушивает на землю потоки испепеляющего яркого света.
