девушку. Он старался отогнать нахлынувшее состояние эйфории, но не в силах был ему противиться.
— Зачем такому молодому и красивому мужчине отказывать себе в наслаждении? Я слышала, что не все святые отцы, даже в Ватикане, отказываются от женщин и мирских удовольствий, — вкрадчиво произнесла Халима, делая знак служанке долить вина в чашу Герберта, — Коран запрещает нам употребление вина, а слуги халифа время от времени по его указанию громят лавочки христиан и иудеев, продающих вино, но затем все возвращается на круги своя. Ведь вредно не само вино, а его последствия.
— Я не буду больше пить вина. — Герберт отодвинул от себя чашу.
— Не пей, а лишь слушай стихи. — Халима три раза хлопнула в ладоши, и сразу же стихла музыка, танцовщица, а с ней и служанка покинули комнату.
Сама же она, поднявшись, закружилась на месте, словно продолжая танец, золотые украшения зазвенели в такт ритмичным движениям ее сильного и стройного тела. Герберт не видел его под одеждой, но движения этой молодой женщины, полные страсти и желания, были откровенней, чем танец предыдущей. Вдруг Халима замерла и с чувством прочитала:
К концу стихотворения у нее из глаз полились слезы, она поспешила на свое место и набросила накидку, скрыв лицо.
— Зачем столько печали и слез?! — воскликнул Герберт.
Ему было жаль молодую женщину. Он встал, приблизился к ней, наклонился, собираясь утешить наложением рук. Женщина внезапно изогнулась и заключила его в объятия, припав к его устам в поцелуе. Герберт в первую минуту поддался, но затем разум возобладал над зовом тела, и он чуть ли не силой оттолкнул женщину, а сам стал пятиться к выходу, тяжело дыша и помышляя о бегстве.
Халима весело рассмеялась и, отбросив накидку, показала сияющие счастьем глаза, а Герберт застыл в недоумении, потрясенный пережитым и увиденным.
— Ты устоял перед моими чарами, не дрогнешь и перед ней! Я не ошиблась в своем выборе! — весело прокричала молодая женщина и предложила Герберту вернуться на место, обещая все пояснить.
— В вино был подмешан любовный порошок, вызывающий у мужчин желание обладать женщиной даже на смертном одре. Танцовщице и невольнице, прислуживающей нам, было обещано по золотому динару, если им удастся увлечь тебя в объятия. Они прилагали к этому все усилия, но ты был тверд как скала. Не поддался ты и мне, а я не лишена привлекательности в глазах мужчин.
— Зачем тебе все это было нужно? — удивился Герберт. — Я скромный монах, не обладающий ничем, кроме своей любви к Богу.
— Перед тем как поведать тебе тайну, я хочу спросить: неужели твое сердце ни разу не опаляла любовь, влечение, страсть к женщине?
— Нет. Решение посвятить себя Богу я принял еще в детстве, воспитываясь в монастыре. Другой жизни я не знал и знать не хочу. Я не противник женщин, не согласен со словами святого Тертуллиана, что «женщины являются вратами к дьяволу», и с тем, что именно женщина изначально повинна в смерти Сына Божьего, что «истинная христианка должна ненавидеть свою привлекательность, ибо она совращает мужчин». За свою жизнь я не познал ни одной женщины.
— Теперь я хочу пояснить, почему мой выбор пал на тебя. В силу дара, каким меня наделил Аллах, я с раннего детства являюсь провидицей. Я рассказывала тебе о том, что моим мужем стал Абу Исхак, когда мы поженились, он был уже известным магом. В молодости он много времени провел в Египте, где познакомился с тайным учением жрецов и магов-халдеев. Он собирал магические тексты разных народов, дошедшие до нас с древних времен, собираясь написать волшебную книгу мага, должную стать книгой книг, но при этом не противоречащей исламу. Все магические заклинания в ней должны быть освящены именем Аллаха и проникнуты верой в него. Над этой рукописью он трудился два десятка лет, из них десять лет будучи моим мужем. За год до того, как он умер, в его руки попала какая-то старинная рукопись, и этого человека словно подменили. С одной стороны, я видела, как его глаза горели огнем счастья, и он несколько раз проговорился, что его работа уже близка к завершению, а с другой — он стал меня избегать. До этого редкую ночь Абу Исхак не приглашал меня к себе в спальню — у него не было других жен, а к невольницам он был весьма равнодушен. А вскоре у меня было видение во сне, расшифровав его, я поняла, что страшная опасность подстерегает моего мужа в ближайшее время и это связано именно с его занятиями магией. Я рассказала ему об этом — он в ответ только рассмеялся, объявив, что в скором времени будет обладать властью большей, чем халиф в Багдаде или любой другой правитель на земле. «Я двадцать лет разбирал тексты древних магов, для этого изучил в совершенстве многие мертвые языки, но когда пользовался волшебными формулами и заклинаниями, ни духа, ни джинна вызвать не смог, — заявил он мне. — Лишь недавно в мои руки попала древняя рукопись, и благодаря ей мне удалось вызвать духа-помощника — Арбателя — и приказать ему повиноваться мне. Дух-помощник дает возможность повелевать другими духами. Дух-помощник является мужчине в образе женщины и будет ему повиноваться, если тот не познает женщину. Вот поэтому дверь моей спальни с тех пор закрыта для тебя и других женщин. Разве может любовь, ласки женщины заменить обладание властью? Ты же заметила, что я в последнее время стал близок к визирю, меня даже стали приглашать на заседания дивана и считаться с моим мнением. Но это лишь первые шаги, — он перешел на шепот, — я открою тебе тайну: в скором времени я займу место визиря, а там…» — и он в восторге закатил глаза, пребывая в опасном заблуждении и не слушая моих предостережений. Я уверена, что именно этот дух толкнул его на гибельные шаги, приведшие к таннуру[46] и эшафоту.
— Меня не привлекает эта тайна, и я хотел бы немедленно покинуть твой дом.
На Герберта рассказ женщины оказал действие, обратное ожидаемому, — вдруг все вокруг поблекло, стало серым, и даже эта яркая женщина будто утратила свою красоту и привлекательность. Он вдруг вспомнил, что еще не выполнил некоторые поручения епископа Ато, очень требовательного и знающего человека, скрупулезно подходившего к каждому вопросу. Граф Борель всегда прислушивался к мнению старого епископа, а от отношения графа зависело будущее Герберта, чьи честолюбивые планы простирались очень далеко…
— Если ты подумал о будущем и эти мысли завладели твоим сердцем, это называется ожиданием. Если ожидание ненавистно, то в сердце возникает боль, именуемая страхом или опасением. Если оно желанно и составляет предмет дум, в сердце возникает удовольствие и радостное удовлетворение. Это и есть надежда.
— Откуда ты знаешь, о чем я подумал? — Герберт со страхом посмотрел на женщину.
— Мне просто пришло на ум выражение одного мудреца. А если оно созвучно с твоими мыслями, то это значит, что предлагаемое мною необходимо тебе. Не отвергай плода, не испробовав его на вкус. Иначе как узнать, сладок он или горек?
