поймали…
— Где ж его застукали? — спросил Яков и перестал жевать.
— Тут, в Богодаровке… По-разному люди толкуют. Одни говорят, на улице опознали, другие — на вокзале. Вроде у него билет уже был взятый. Морду себе завязал тряпкой и паспорт на чужое фамилие…
— Загнали волка в кут, там ему и капут, — с довольным видом проговорил Яков и отломил себе внушительный кусок пирога.
Часа полтора спустя Петро, сидя в просторном, заполненном людьми зале районного дома культуры, рядом с Громаком и Волковой, слушал доклад Бутенко о задачах партийных и комсомольских организаций в зимний период.
Пришел сюда Петре минут за десять до начала совещания, успел побеседовать с Громаком о криничанских делах, и тот, между прочим, сообщил, кивнув на Волкову, которая в эту минуту появилась в зале:
— Дивчина тебе подарок приготовила. И когда она только все успевает?
— А что такое? Какой подарок?
— Это ты у нее узнай, — лукаво посмеиваясь, ответил Громак.
В это время Бутенко начал доклад, и девушка, облокотившись о спинку стула, стоявшего впереди, приготовилась слушать его.
Секретарь райкома, дав обстоятельную оценку хозяйственного состояния района, перечислил сроки, в которые уложились Колхозы при проведении уборочных работ, приводил цифры урожайности, стоимости трудодней.
Все это в общем было Петру известно, и он сперва слушал рассеянно. Раза два он задержал взгляд на Волковой: Громак возбудил его любопытство. Но когда докладчик назвал криничанскую артель «Путь Ильича», Петро невольно подался вперед.
— Сейчас разложит нас по косточкам, — шепнул Громак.
— Казалось бы, не за что, — тоже шепотом, не поворачивая головы, ответил Петро.
— «Путь Ильича» вышел из прорыва, — говорил Бутенко, поглядывая время от времени в сторону Петра и Громака. — Коммунисты правильно расставили свои силы, укрепили производственные бригады, сплотили актив. Это дало возможность колхозу в очень хорошие сроки, к пятому сентября, посеять озимую рожь, а к пятнадцатому они уже закончили и посев пшеницы. Отлично трудятся садоводческая бригада и ее бригадир Остап Григорьевич Рубанюк. Бригада собрала отменный урожай фруктов, сумела засеять новый участок в лесопитомнике, хорошо подготовилась к зиме. Вообще люди в Чистой Кринице работают добросовестно. Я присутствовал на последнем общем собрании, где обсуждался вопрос о постройке межколхозной электростанции. Прямо скажу, порадовался… Криничане дружны и едины в стремлении превратить свой колхоз, свое село в передовое, культурное село. Но… — Бутенко сделал глоток из стоящего перед ним стакана с водой. — Но к руководителям, в частности к председателю колхоза товарищу Рубанюку, райком имеет серьезные претензии.
Петро почувствовал, как затылок его мгновенно вспотел, а лицо покраснело. Какой упрек мог предъявить ему секретарь райкома, да еще с трибуны?
— …Первый и самый главный твой недостаток, — говорил Бутенко, глядя на Петра, — слабо у тебя, товарищ Рубанюк, развито качество, без которого хороший руководитель из тебя не получится. Я говорю о чувстве нового… Наш долг видеть и энергично поддерживать все новое, живое, творческое, что рождается благодаря патриотической инициативе масс… Ты, вероятно, догадываешься, товарищ Рубанюк, о чем я веду речь.
— Комсомольско-молодежную бригаду не организовал? — внезапно осипшим голосом сказал Петро.
— Я имею в виду скоростную вязку снопов. Сколько у тебя людей работало новыми методами к концу уборки?
— Немного.
— Вот видишь… Прекрасное начинание возникло в колхозе «Путь Ильича», — говорил Бутенко, обращаясь теперь к участникам совещания. — Вы все о нем слышали, а многие и у себя применили. Метод прямо-таки незаменимый при отсутствии нужного количества людей, техники… По пять-шесть норм выполняла одна вязальщица. Так, Рубанюк?
— И по семь было…
— А вот председатель этому со стороны порадовался, но внедрить в своих бригадах широко, по- настоящему не постарался. Не поддержал полезной инициативы. А партия чему нас учит? Любовно, заботливо поддерживать каждый ценный почин, каждую крупицу опыта, выдвигаемого массами…
Бутенко говорил далее, резко и убедительно, о слабом внимании руководителей колхоза «Путь Ильича» к животноводству, о запущенности семенных участков, и Петру слушать это было неприятно.
Он держался внешне как бы спокойно, однако Громак видел, как от волнения на его побледневших скулах перекатывались желваки.
— Ты что нос повесил, Остапович? — спросил он его во время перерыва и сочувственно похлопал по плечу. — Брось! Критика справедливая.
— Ничего не справедливая, — неожиданно вмешалась Волкова. — Больше не нашел, к чему придраться…
Она сама смутилась своего резкого тона и уже мягче добавила:
— Обвинить Петра Остаповича в том, что он плохо поддерживает передовиков! Да это же ни на чем не основано. В том, что с вязальщицами так получилось, нашей вины больше…
— Вы не п-поймете од-д-ного, — заспорил Громак, заикаясь более обычного, — Игнат Семенович н- никому н-нико-гда не дает застаиваться, держит на боевом взводе. Понятно? Чем больше верит в человека, тем с-суровее с ним. Я знаю, как он в лесу брал з-за шкирку… И учтите, когда дела в отряде хорошо шли, он особенно всех подзуживал… Такой у него с-стиль…
— Несправедливо, — упрямо твердила Волкова. — Иной раз похвала на человека лучше действует, чем вот так…
В длинном полутемном коридоре и на крыльце, шумно переговариваясь, дымили цыгарками курильщики; другие участники совещания толпились около продавщицы, молчаливо отпускавшей ситро, папиросы, розовато-белые черствые пряники.
За окнами уже кружились первые снежинки. Чуя близкую зиму, встревоженно каркали грачи в верхушках оголенных тополей.
— Быстро время летит, — сказал Громак, поглядывая на мутное, свинцовое небо. — Давно ли пшеницу косили?
Закуривая и тоже глядя на небо, Петро сказал:
— Надо нам вопрос об учебе продумать. Игнат Семенович говорил только о политической учебе и агротехнике… А у меня тут одна мысль зародилась. В дороге потолкуем…
Как только закончилось несколько затянувшееся совещание, Петро и Громак, торопясь засветло выехать домой, решили, оставив прочие дела до следующего приезда, побывать только в райкоме. Пока Громак получал в парткабинете литературу, Петро заглянул в комнату секретаря.
— Заходи, заходи, Рубанюк! — пригласил Бутенко. — Садись.
Отпустив посетителей, он повернулся к нему и радушно произнес:
— Ну, с приездом поздравляю! Отгрузили?
— Так точно.
Бутенко пытливо посмотрел в спокойное, немного усталое с дороги лицо Петра.
— Дуешься?
— Нет, Игнат Семенович.
— Искренне?
— Не за что мне на вас дуться. Вы правы.
— Понял? Очень важно, чтобы и ты и другие поняли, чего я добиваюсь.
Бутенко погладил рукой стриженый затылок. С добродушной усмешкой сказал:
— Пришлось тебе сегодня горькие слова выслушать… Есть, правда, чем и порадовать. Вам разрешен
