долгосрочный кредит. У вас с тяглом плохо. Фермы надо возрождать. Думаю, денежки вам пригодятся.
Петро просиял.
— Большое спасибо! Большое! От всего колхоза… Я вот о чем хотел посоветоваться, Игнат Семенович… Курсы, кружки, о которых вы говорили сегодня, все это мы создадим. А вот молодежь надо профессиям обучать. Нам плотников, кузнецов и особенно электриков очень много потребуется…
Бутенко слушал, не перебивая, и только в глубине зрачков его засверкали знакомые Петру искорки.
— Обучать у нас найдется кому, — продолжал Петро, все больше воодушевляясь от сознания, что в райкоме оценят и поддержат его начинание. — Грищенко, например… Павел Петрович… Вы знаете его по отряду. Первейший плотник и столяр… Или старик Кабанец. Он же знаменитым кузнецом был.
— Все понятно.
— Нам тогда легче будет. Свои кадры… Гайсенко по электричеству просветит ребят. Кабанца к кузнечному делу привлечем…
— Ясно, ясно!
Бутенко, наморщив лоб, мысленно что-то подсчитывал, делал пометки в своей записной книжке.
— Мы, может быть, в районном масштабе что-нибудь сообразим, — сказал он. — Если по-настоящему думать о будущем, нам скоро потребуются и энергетики, и мелиораторы, и обыкновенные кузнецы. И столько, что даже трудно сейчас представить.
Он открыл один из ящиков письменного стола, достал папку и, похлопав по ней ладонью, сказал:
— Времени у меня, к сожалению, в обрез. А давно мечтаю всерьез поработать.
Бутенко раскрыл папку, и Петро прочитал на обложке тетради: «Перспективы экономического развития сельского хозяйства района с точки зрения расширенного воспроизводства».
— Интересная тема, — сказал Петро. — Вы, если не ошибаюсь, Харьковский институт кончали?
— Да. Собирался экономистом стать, о научной работе мечтал. Не вышло.
— А почему бы вам, Игнат Семенович, не написать диссертацию на эту вашу тему?
Бутенко усмехнулся.
— Диссертацию! Дай бог хоть материал собрать и систематизировать. — Он убрал папку в стол, и лицо его стало серьезным и даже сердитым. — Не умеем, Рубанюк, мы время организовать. А работу свою я все-таки доведу до конца…
— Нет, правда, подумайте о диссертации.
— Не теперь… Может быть, через годик-два… Вернутся люди с фронта, легче станет.
— Намного легче, — сказал Петро и задумался. — Лет пятнадцать — двадцать, может быть, новоявленные гитлеры не вылупятся и на нас не полезут. Какие чудеса могли бы наши люди совершить!
— Какие, например? — Бутенко задал вопрос машинально, раздумывая о чем-то своем, но, увидев, как глаза Петра вдруг загорелись, он спросил уже с живым интересом: — Любопытно, каким же тебе представляется наше будущее лет через пятнадцать?
— Чистую Криницу через три пятилетки я отчетливо представляю. Утопающий в садах красивейший поселок нового типа. Все механизировано. Электропахота, электроуборка, электромолотьба… Красивые светлые дома…
— Тротуары и асфальтированные площади, — подсказал Бутенко, улыбаясь одними глазами.
— Что ж, и тротуары и площади! — Петро задорно тряхнул чубом. — Газовый завод на каком-нибудь местном топливе. На соломенных брикетах, допустим. В общем, вижу село совершенно новое, опирающееся на мощную индустрию. А вы, Игнат Семенович, за свою научную работу взялись разве не для того, чтобы показать, что все это нам будет по плечу?.. Что такое перспектива экономического развития района? Какая цель этого развития?
Бутенко минуту молчал, затем ответил:
— Мой дорогой академик! Раз уж ты заговорил о своих мечтах, откровенно сознаюсь. Сплю и во сне вижу новые села над нашим Днепром. Электровозы вместо бычьих упряжек. Троллейбусы между твоей Чистой Криницей и Богодаровкой. И все это придет! Всего сейчас себе и не представишь. Но мы ведь не маниловы с тобой. И тебе должно быть понятно, сколько трудов придется затратить, пока создадим базу для всего, о чем мы говорим… Кстати, ты продумал, как твои фермы будут обеспечены кормами на следующий год? Не забывай, план развития животноводства по колхозу «Путь Ильича» намного должен увеличиться.
Разговор зашел о заливных лугах, о силосовании, кормовых травах, и Петро, минуту назад высказавший секретарю райкома свои заветные мысли о сказочно-прекрасном будущем родного села, словно спустился с заоблачных высот на не устроенную еще, ждущую крепких работящих рук землю.
Бутенко, понимая его состояние, сказал с доброй усмешкой:
— Конечно, было бы приятнее, Рубанюк, сидеть вот так с тобой и обсуждать план нового социалистического села, проектировать дворцы культуры, новые автострады в районе… А надо о хлебе насущном думать… Это, брат, и экономика и политика! Хлеб, хлеб! Не сумеем удвоить, утроить урожай, грош цена в базарный день таким мечтателям, как мы с тобой…
Прощаясь, Петро спросил:
— Полицай этот, Сычик, говорят, на казенный харч перешел?
— Сидит… С чужим паспортом намеревался бежать. Еще при оккупантах паспорт убитого гестаповцами подпольщика Донченко стащил, мерзавец… Ну, аллах с ним! Пусть теперь его делишками прокуратура занимается.
…Из Богодаровки Петро, Громак и Волкова выехали перед сумерками. Яков Гайсенко уехал раньше с председателем сельсовета Супруненко.
К вечеру сильно похолодало, хотя ветер и утих, снежинки продолжали падать, но уже не вихрились, не метались беспокойно, как днем.
— Поднимайте, други, воротники, — сказал Петро, когда бричка миновала окраинную улицу Богодаровки. — Скоро придется в кожушки облачаться…
Он был весел, разговорчив; от мрачного настроения и следа не осталось.
— Вы там, в кабинете Игната Семеновича, мирились, видно? — спросил Громак.
— Мирятся после ссоры, — возразил Петро. — А мы не ссорились…
Он принялся расспрашивать о работах на плотине, о пилораме, потом поделился с Громаком и Волковой своей мыслью о необходимости обучать молодежь различным профессиям:
— Важно не только то, что свои плотники, электрики, кузнецы будут. Каждый комсомолец, подросток сможет свои индивидуальные способности проявить, таланты… А? Верно? Глядишь, в каком-нибудь Степке великий мастер, гениальный изобретатель откроется…
— Я могу с физикой ребят познакомить, — предложила Волкова, глядя на Петра из-под большого платка. — Вообще надо грамотность их немножко поднять… Отстали за время оккупации…
— Наиболее способных учиться пошлем в техникумы, институты…
— За такое дело я руку охотно поднимаю, — сказал Громак, внимательно слушавший Петра.
— Я две! — живо подхватила Волкова. — Замечательно будет!
Она, подрагивая от холода, прятала руки в рукава. Петро придвинулся к ней ближе.
— Александр Петрович, защищай комсорга с правого фланга. Придвигайся плотнее…
— Мне вовсе не холодно.
Волкова сделала движение, чтобы отстраниться от Петра, но рядом с ним ей стало теплее, и она притихла.
— Рассказала тебе Полина о своем подарке, Остапович? — спросил Громак.
— Нет.
— При чем тут подарок? — недовольно буркнула Волкова. — И почему мой? Ребятишки охотно вызвались все сделать. Им интересно было…
— Это они хорошо надумали… школьники наши, — пояснил Громак. — Пошли по полям, балкам, оврагам… Собрали подробные данные о почвах, о рельефе, о заброшенных источниках на полях колхоза.
— А я как раз хотел просить об этом школу. Опередили, — сказал Петро. — Нам ведь до зарезу нужны
