Полный налил, до краев. Не ожидая, пока гости поднимут рюмки, одним махом, немного рисуясь, вылил в себя жгучую коричневую жидкость. - Так: как же?
- Господин Широков, - Прилуцкий отхлебнул немного из своей рюмки, вы не хотите понять меня. Ровно через месяц в Москве будет наша армия...
- Ну, это как сказать.
- А вот так. Безусловно, что вам будет предоставлена работа, отвечающая вашим запросам и наклонностям. Вы можете занять достойное место в новой русской администрации.
- Так, - Широков закурил. - Как я вас понял, это место надо заработать?
- Именно.
- Как же?
- Мы не станем предлагать вам невозможного. Вы раньше специализировались...
- Статья 59.3.
- То есть?
- Бандитизм. Вас устраивает?
- Лично меня вполне.
Ему очень хотелось взять бутылку и со всей силы двинуть этого по черепу. Полетели бы осколки, опрокинулся стол, началась бы короткая и яростная драка. А то сидит, гнида, и разговоры разговаривает.
- Что вам нужно, короче? Я человек дела.
- Это разговор, достойный мужчины, - вмешался Александр.
Прилуцкий быстро посмотрел на него, и тот замолчал, словно поперхнулся.
'А этот белоглазый главный у них', - понял Широков.
- Я не предлагаю вам ничего невозможного. Есть люди, есть оружие: мы дадим вам наши автоматы'
- Понятно, что надо делать?
- Большевики, отступая, будут пытаться увезти из Москвы ценности: картины, золото, камни.
- Трудновато.
- Я вас не узнаю. Господин Потапов, рекомендуя, говорил, что для вас нет ничего невозможного.
- Разговор не о том. Ценностей много, а я один.
- Вы захватите хотя бы то, что сможете, остальное сделают другие.
- Когда и что?
- Вам дадут знать в самое ближайшее время. Кстати, почему мы не пьем? Мне кажется, что пора скрепить наш союз.
Прилуцкий встал и налил всем не в рюмки, а, как до этого сделал Широков, в фужеры.
ДАНИЛОВ
- Вы захвачены с оружием, пытались бежать, при обыске в квартире у Харитонова обнаружены ракеты, приемник и деньги. Всего этого достаточно, чтобы передать вас в трибунал, а там шутить не любят. Надеюсь, понятно?
Данилов посмотрел на задержанного и опять подивился внешности этого человека. Неприятное лицо. Словно маска.
На кого же он похож?
- По документам вы - Сивков Михаил Анатольевич. Это ваше настоящее имя?
Задержанный заерзал на стуле и поднял лицо, и тут Иван Александрович увидел, что тот плачет.
- Ну вот тебе и раз! Держите себя в руках. Закурите.
- Спасибо.
Голос у него оказался неожиданно грубым и низким. 'А ведь это первое его слово. Первое слово за шесть часов'.
- Гражданин следователь, суд примет во внимание чистосердечное признание?
- Надеюсь.
- Тогда пишите. Фамилия моя Носов. Зовут Николаем Петровичем. Родился в городе Бресте в 1894 году. Кассир. В 1940 году осужден за растрату, срок отбывал в минской тюрьме.
- Ну вот, - Данилов облегченно вздохнул, - а то в молчанку играем. Пиши, Полесов.
На столе приглушенно звякнул внутренний телефон.
- Данилов слушает... Есть... Буду... Во сколько? - переспросил он. Ну раз в два, так в два.
Ровно в час сорок пять Данилов забрал из сейфа пачку бумаг, на которой было написано: 'Группа Широков, Флерова, Харитонов, Носов'. Две последние фамилии вписаны только сегодня. И хотя у него пока не было никаких доказательств причастности Харитонова и Носова к убийству Грасса, он объединял их. А вот почему, объяснить не мог. В коридоре горели синие лампочки. Уже месяц все сотрудники уголовного розыска да и других служб московской милиции жили на казарменном положении. Устроились кто где. Некоторые в кабинетах, если место позволяло, а большинство в подвале, оборудованном под бомбоубежище. Данилов с Муравьевым спали, когда случалось, в комнате без окон: в ней когда-то был архив. Там поставили две койки, и на них отдыхали по очереди работники отдела.
В приемной начальника дремал, положив голову на руки, Паша Осетров, молодой парнишка, совсем недавно пришедший в управление. Из-за сильной близорукости его не взяли в армию, для оперативной работы он по тем же причинам годен не был, так что ему определили 'должность при телефоне'.
Данилов не переставал удивляться, глядя на Осетрова. Вроде бы сугубо штатский парень, а выправка как у кадрового военного. У интеллигентного человека, надевшего военную форму, бывают только две крайности: либо он похож на огородное пугало, либо становится страшным службистом, ходячей картинкой из устава.
Иван Александрович еще раз с удовольствием оглядел Осетрова. Всего. Начиная от яростно сверкающих сапог, кончая нестерпимо синими петлицами на воротнике.
Оглядел и подумал: 'Молодец!'
- Где начальство?
- Только что, звонил, сказал, что скоро будет, велел ждать.
- Ладно, подожду, - Данилов уселся на диван. - Ты поспи пока. Я разбужу.
- Я не спал давно, - виновато улыбнулся Осетров.
'А улыбка-то у него детская, и похож он на большого ребенка. На ребенка, которому разрешили носить оружие'.
Иван Александрович поудобнее устроился, взял со стола газету. Это был старый номер 'Московского большевика'. Данилов поглядел на дату. 5 июля. Раскрыл газету. На второй странице была напечатана корреспонденция о записи добровольцев в народное ополчение на электроламповом заводе.
'Посмотрите на бесконечную ленту людей, идущих к комнате партийного комитета, и сквозь призму одного этого предприятия - одного из тясяч! - вы увидите всю страну, миллионы советских патриотов, идущих в народное ополчение.
- Какого года?
- 1903-го.
- 1898-го.
- 1901-го.
- 1925-го.
- Стой! Ты еще молод, паренек. Может быть, подождешь?
- Нет! - твердо отвечает шестнадцатилетний подросток. - Ждать некогда! Записывай!..
...Вот трое с одной фамилией Кукушкины.
Коммунист-отец и два его сына. Третий сын уже в армии.
- Пойдем и мы, - говорит отец. - Пойдем всей семьей'.
В коридоре послышались голоса. Данилов отложил газету, встал и потряс Осетрова за плечо. В приемную вошли: начальник, его заместитель и двое в форме сотрудников госбезопасности.
- А, ты уже здесь? - сказал начальник. - Ну, молодец, молодец! Знакомьтесь, товарищи, - повернулся
