- Чего же они здесь искали? - оглядел комнату Паршиков.
- Это у них надо спросить, - Белов снял шапку, - поработали неплохо.
Они и не заметили, как в комнату вошла пожилая женщина в стеганой душегрейке.
- Вы кто такие будете? - спросила она.
- Мы, гражданочка, из милиции. - Паршиков вынул удостоверение. - А вы кто?
- Я соседка.
- Зовут-то вас как? - Белов вспомнил наставления Серебровского, который говорил, что свидетеля надо брать на обаяние, и улыбнулся.
- Зовут меня Надежда Михайловна. Только сюда уже с Витиной работы приезжали.
- Откуда? - переспросил Белов.
- Из госпиталя, где Витя работает. Девушка в форме и мужчина. Врачи.
- А как девушка выглядела?
- Симпатичная. Родинка у нее под глазом.
- Под каким?
Женщина задумалась на минуту, поводила пальцем по лицу и остановилась: под правым глазом.
- Тут.
- А мужчина?
- Обыкновенный, военный. Высокий.
- Они пешком пришли?
- Нет, на зеленой 'скорой помощи' приехали.
- На военной?
- Зеленой, с красным крестом. А какая она, военная или еще какая, я не знаю.
Они шли по улице в сторону шоссе, мимо заколоченных дач и упавших заборов, по тропинке, с трудом протоптанной в огромных девственно-белых сугробах, и Белову казалось, что где-то за углом лежит тропинка, которая приведет его к дому, пахнущему свечами и елкой. Дому, в котором ждут его красивые, веселые люди. Потом он ехал в электричке в Москву. В полупустом вагоне было холодно, и Сергей, прижавшись плечом к промерзлой стене, бездумно смотрел в окно.
ДАНИЛОВ
Считалочка была такая в детстве: 'На золотом крыльце сидели: царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной - кто ты такой?' Глупая считалочка. Но после нее начинали играть в прятки. А у него наоборот. Сначала прячутся, потом считаются, а он водит. Долго уже водит, очень долго. В восемнадцатом он ловил банду Сережи Барина, в двадцатом Дегунина, в тридцать четвертом - Лосинского, перед войной - Цыгана. Потом Широкова, Гоппе. Это только крупные банды, а сколько он взял налетчиков и грабителей! Водит, все время водит. Такая уж у него судьба. Он водит, а где-то по улицам носится машина милосердия и сеет смерть.
Утром его с начальником вызывали в наркомат. Разговор состоялся неприятный, но, слава богу, короткий.
Начальник ГУББ, глядя куда-то поверх его головы, сказал:
- Когда я работал в Чите, мне все уши прожужжали: Данилов, Данилов. Где ваша хватка, подполковник, где хваленое оперативное мастерство? Медленно работаете, преступно медленно.
На обратном пути в машине начальник МУРа посмотрел на застывшее, каменное лицо Данилова и сказал сочувственно:
- Иван, я такое удовольствие имею ежедневно в пяти инстанциях. Ты успокойся. Но помни: с тебя спрос большой.
Три дня он сам допрашивал задержанных. Баранов не знал ничего, Виктор Розанов тоже.
Ночью Данилов вызвал Никитина и попросил привести Андрея.
- Ты уж извини, что поднял тебя, - сказал Иван Александрович, - но дела так складываются.
Он посмотрел на задержанного, на его горящие сухим светом глаза, на лицо, на котором сразу выступили скулы, и понял, что парень не спит. Не до сна ему нынче.
- Кури, правда, не 'Казбек', но все же.
Задержанный взял папиросу, прикурил медленно, посмотрел на Данилова.
- Как паренек этот, в которого я стрелял?
- Повезло, бок ты ему прострелил. Врач сказал, на сантиметр левее, и пуля в живот вошла бы.
- Значит, и мне повезло. Может, поживу еще, начальник?
- Может быть. А хочется?
- А как ты думаешь? Тварь бессмысленная и то жить хочет, а я же человек.
- Поздно ты вспомнил об этом. Очень поздно.
Андрей молчал, крутя папиросу в пальцах.
- Ты мне вот скажи без протокола, для чего тебя Слон из Ярославля высватал?
- Он мне сказал, что человек есть, вроде барыга. Они у него с Матросом пока в шестерках бегают, но до поры. Ждут, когда он большое дело слепит, тогда порешат его и заберут товар и деньги.
Данилов внутренне усмехнулся, он вспомнил, как Виктор Розанов, захлебываясь, говорил, что среди блатных он наконец нашел верную дружбу и настоящую мужскую честность. Нет. В этом мире вместо дружбы предательство. А вместо честности - вероломство.
- Ты что-нибудь о банде слышал?
- Мало. Знаю только, что у них машина и они под Москвой шуруют. Знаю, что есть еще один человек. У него с Питером связь. Вот он и связан с бандой.
Данилов отправил задержанного в камеру и долго думал о том, что у него нет никаких подходов к банде.
Оставалась единственная надежда, что санитарная машина нарвется на заградительные посты. Спецсообщение было разослано всем подразделениям милиции, подвижным КПП, в штаб войск по охране тыла действующей Красной Армии, в НКГБ. Шли дни, но машина не появлялась. Банда, как говорят, подводники, 'легла на грунт'. Но это не меняло дела. Весь январь сотни людей в Москве и области искали любые следы.
Двадцать пятого января комендантский патруль проверял документы в дачном поезде, идущем в Загорск, пытался задержать человека в форме капитана медицинской службы, тот, отстреливаясь, выпрыгнул на ходу из вагона и скрылся. На месте перестрелки остались гильзы от пистолета 'Радом'.
Значит, банда не ушла, а только затаилась. До времени. Возможно, до весны. Теперь любое происшествие в городе Данилов 'примерял' к этой банде, старался найти любую зацепку. Время шло, а следов пока не было.
МОСКВА - ЯРОСЛАВЛЬ - ВОЛХОВСТРОЙ
ЛЕНИНГРАД - МОСКВА. Февраль
Утром Данилову позвонил Серебровский. Он выполнял обязанности начальника МУРа. Начальник лежал в госпитале после операции аппендицита. Данилов два дня назад вырвался к нему. Начальник читал 'Три мушкетера' издания Академии.
- Слушай, - печально сказал он Данилову, - веришь, нет, после гимназии впервые перечитываю. Книга-то великая. Нужная книга, она людей мужеству и верности учит.
Начальник в белой казенной рубахе, схваченной пуговичкой на горле, казался совсем молодым. А может быть, книга их юности наложила свою печать на его лицо? Данилов хитрыми путями достал яблоки и принес ему. Тот взял одно, понюхал и сказал печально:
- Детством пахнет.
Данилов потом шел по улице и вспоминал печальные глаза начальника, потрепанный томик 'Трех мушкетеров' и яблоко в его руке.
Серебровский позвонил и сказал зло:
- Собирайся, Иван, начальник главка вызывает. Сейчас он с нами поговорит кое о чем и о пряниках.
Данилов пошел в отдел, где стоял большой платяной шкаф, оставшийся с тех пор, когда они официально жили на казарменном положении, вынул новый китель, снял гимнастерку и пошел чистить
