- Понял, товарищ капитан.
- Ну, глядите, ребята. Я на вас очень надеюсь. Очень...
Сказал и побежал дальше. А они остались. Они не могли знать, что острие танкового удара противника, прорвавшего нашу оборону, растеклось. И немцы громят тылы потрепанной в боях армии. Командование срочно организовало вторую линию, мобилизовав для этого всех, кто мог держать оружие. Не знали они также, что группа капитана Лукина - так со вчерашнего дня именовались шестьдесят бойцов и ополченцев - занимает участок по фронту более километра и их задача - задержать первый натиск противника до подхода кадровой дивизии, снятой с другого участка фронта.
Всего этого они не знали и знать не могли, так же, как не знал их командир, каким образом продержится он до тринадцати часов. Но он был кадровым командиром, знавшим, что такое приказ, и у него было всего два выхода - удержать немцев или погибнуть. Третьего не дано. Потому что армия - это приказ. И в нем определено все: жизнь и смерть. А кроме того, капитан Лукин прекрасно понимал, что будет, если он пропустит немцев к дороге и мосту, где накапливаются для обороны остатки уцелевших подразделений его дивизии и идут беженцы.
- Вниз, - скомандовал Сергей, - вниз, Громов! - крикнул и удивился сам своему голосу. Теперь он тоже начал приказывать, и голос его стал властным, и слова короткими, как выстрел. - Готовь диски, Андрей, наклонился он к удивленному Громову, - диски должны быть всегда снаряженными. Понял?
- Понял, Сережа.
- Ну, давай.
Белов достал укрытый брезентом пулемет, еще раз протер прицел, вскинул 'дегтяря' на бруствер: утопил сошники. И вдруг наступило спокойствие. Страх ушел. Был холодный приклад пулемета у щеки, узкая прорезь прицела, через который сегодня он видел мир. Звонко и отрывисто ударили сорокапятки. Но танки шли так же быстро, как и раньше. Наконец на башне одного из них сверкнула молния, и над окопами вздыбилась земля. Запахло жженым. Теперь танки, стреляя с ходу, шли на окопы.
Все это видел Сергей словно в замедленном кино. Сощурив глаза, он пытался разобрать, что там, за танками. И когда машины подошли совсем близко, метров на пятьсот, он различил на их броне прилипших к борту людей. Внезапно один танк дернулся и завалился на бок, по его боку пробежала синеватая молния. С брони посыпались солдаты. Сергей перевел дыхание и плавно нажал на спуск. Двое упали сразу, словно ударилися грудью о невидимую проволоку, остальные, стреляя из автоматов, начали отползать.
Теперь Белов уже не чувствовал и не видел ничего, кроме этих фигурок, которые хотели расползтись по полю. О том, что немцы могут двигаться вперед, он пока не думал, весь захваченный необычайностью обстановки.
А вокруг шел бой. И били сорокапятки, глухо кашляли противотанковые ружья, стучали пулеметы. И весь объем боя видел только Лукин. Он видел, что три машины горят, но четыре других продолжают идти на окопы, видел, как завалилась на бок одна из сорокапяток, видел дергающиеся в такт выстрелам спины бронебойщиков. Пока бой разворачивался в их пользу. Во-первых, противник не ожидал здесь встретить сопротивление, а во-вторых, он не знал, какими силами располагает Лукин, и если ему удастся отбить эту атаку. 'Теперь они ворвутся в пустые окопы и перегруппировку. А там и до тринадцати недалеко. И тут капитан увидел то, что боялся значительно больше танков, больше любой лобовой атаки. Вдоль опушки шли два бронетранспортера с пехотой. Вот они остановились, и на землю начали прыгать солдаты. 'Чуть больше взвода', - мысленно подсчитал Лукин. Развернувшись цепью, автоматчики начали фланговую атаку. 'Теперь они ворвутся в пустые окопы и передавят всех поодиночке, как кроликов'. Лукин выругался, подобрал автомат и, крикнув связному: 'За мной!' - бросился вдоль окопа.
Сергей, на секунду оторвавшись от пулемета, увидел длинные, с высокими бортами машины. Они, подпрыгивая на рытвинах, шли вдоль опушки. Он не знал, что это такое, но опасность почувствовал интуитивно.
- Андрей, бери диски, гранаты - и за мной.
Они бежали вдоль окопа, спотыкаясь, и пулемет больно бил Сергея по плечу. Задыхаясь, они добежали до края обороны, до той самой опушки леса, где вчера днем получали оружие.
Сергей выглянул из-за бруствера и увидел метрах в ста рассыпавшуюся цепь немцев, они шли мимо него, обходя оборону с фланга. Он не торопясь утопил сошники, проверил деление на планке прицела и хлестнул длинной очередью почти в спину атакующим.
Капитан Лукин спрыгнул в окоп и увидел очкастого студента, лежащего у задней стенки (из простреленного виска текла тонкая струйка крови), и спину человека, прилипшего к пулемету, она дергалась в такт длинным очередям. Вон он повернул потное, с потеками грязи лицо:
- Диск. Давай диск.
Лукин схватил магазин и протянул его Белову. И опять заработал пулемет, и заходили лопатки под рубашкой, затряслась по-мальчишески тонкая шея.
Что было потом, распалось в памяти, как сон. По сей день Сергей помнит только обрывки боя: грохот танков, липкая кровь, бегущая по щеке, дрожащее, раскаленное тело пулемета, ветви, хлеставшие по лицу. Потом у моста в какой-то канаве они снова стреляли, и все время хотелось пить, и говорить он не мог, потому что сорвал голос. Где-то рядом разорвался снаряд, и стало больно ушам, и слышать он стал только на следующее утро.
Этим утром на краю деревни Лукин выстроил двенадцать человек в обгоревших ватниках и рваных шароварах. Двенадцать из шестидесяти.
- Наша группа выполнила задачу. Мы задержали врага...
Подъехала машина. Лукин подал команду и строевым шагом зашагал навстречу генералу:
Тот выслушал рапорт, повернулся к спутнику:
- Все-таки остановили, товарищ командующий.
- Молодцы, молодцы, - командующий шагал к строю, оглядывая людей. Смирнов, - скомандовал адъютанту, - принеси портфель. Спасибо, товарищи. Как дрались ваши люди, капитан?
- Прекрасно, товарищ командующий.
- Все кадровые?
- Никак нет. Вот тот боец, с пулеметом, студент, добровольно попросился в группу.
- Как он воевал?
- Отлично, товарищ командующий, если бы не он, смяли бы нас с фланга.
- Подойдите, товарищ... - генерал обернулся.
- Белов, - подсказал Лукин.
- Белов, - продолжил генерал.
Сергей подхватил пулемет, вышел из строя.
- Спасибо за службу, доброволец, - командующий достал из портфеля серебряную медаль и прикрепил ее к ватнику Сергея.
А вечером ему стало плохо. Поднялась температура, кашель разрывал горло. Гончак на попутной машине отвез его в Москву, в госпиталь. В ноябре он выписался. Врач посоветовал ему беречь легкие.
- Ничего страшного нет, - сказал он. - Но необходимо питание, воздух, покой.
Сергей усмехнулся. Он пришел домой. В пыльной квартире стояла гулкая тишина. Разжег газовую колонку, принял ванну. Лежа в горячей воде, разглядывал свои худые руки и думал о Гончаке, Лукине, ребятах.
Наутро отправился в университет. Его сразу же привлекли к общественной работе. Заставили составлять списки эвакуированных. На него приходили смотреть девушки и ребята с других курсов. Когда он шел по коридору, то в спину ему доносился восторженный шепот. Он стал героем. Он знал и видел такое, чего не знали и не видели другие.
Несколько раз Сергей ходил в военкомат. Безрезультатно. В первых числах января, рано утром, ему позвонили домой из горкома комсомола.
- Приходи сегодня в горком, - сказал заведующий военным отделом, есть важный разговор.
Он пришел. В кабинете, рядом с завотделом, сидел человек в милицейской форме. Он внимательно поглядел на Белова.
- Ну, я пошел, - завотделом встал, - вы поговорите без меня.
- Моя фамилия Данилов, - сказал человек в форме, - я начальник отделения по борьбе с
