– Вот, товарищ майор. Говорят, что такого не было и нет.
– Конечно, нет и не могло быть, – рассеянно сказал Потапов, даже не посмотрев в сторону шофера.
Адалия Петровна еще ничего толком не понимала, но уже чувствовала – случилось что-то тревожное.
– Не волнуйтесь, Адалия Петровна, – успокаивал ее Потапов, сам волновавшийся оттого, что теперь он был почти уверен в беспокоившей его мысли. – Значит, он уехал вчера?
– Да, да… Сказал: «Еду на пару дней в Борск повидать однополчанина». С ним что-нибудь случилось? Или он…
– Успокойтесь. Скажите, когда он жил у вас, он больше бывал дома?
– Да, больше дома сидел. Газеты читал. Писал.
– Никаких своих вещей или бумаг он, конечно, не оставил?
– Даже газеты и те взял с собой.
– А какие у него были вещи?
– Все что на нем и портфель. Больше ничего. Он говорил, что вещи его идут багажом из Ленинграда.
– Ясно. Опишите мне его внешность.
– Боже мой, ну как это сделать? Я не умею…
– В чем он был одет?
– Господи, дай памяти. Значит, пиджак… серый. Брюки в сапоги. Украинская рубашка, такая… с тесемочками на вороте…
– Ясно. А какое у него лицо, глаза, волосы?
– Ой! – Адалия Петровна вскочила, сбегала в соседнюю комнату и вернулась с пухлым семейным альбомом. – Тут есть его фото. Мой муж и он. Они сфотографировались когда-то. На курорте, где и познакомились. Еще до войны. Вот…
Потапов впился взглядом в фотографию. Адалия Петровна хотела пояснить, кто на фотографии Окаемов, а кто – ее муж, но Потапов остановил ее.
– Окаемов вот этот? – прервавшимся от волнения голосом спросил он.
Фотография точно подсказала его памяти лицо того человека, которого он встретил на перекрестке, идя посмотреть, как проводит прием Вольский…
– Да, это он.
– По сравнению с этой фотографией он изменился сильно?
– Нет. Только седина в волосах появилась.
Потапов справился с волнением и встал:
– Ну вот и всё, Адалия Петровна. Я возьму у вас до завтра эту фотографию. Утром вы получите ее в полной сохранности.
– Пожалуйста, пожалуйста… Но что все-таки случилось?
Обдумывая ответ, Потапов пристально смотрел на встревоженную женщину. И он решил сказать ей все.
– Как это вам не будет обидно, Адалия Петровна, вы должны знать, что приютили у себя в доме опасного человека. И, конечно, он никакой не писатель и не друг вашего сына. Он хитро и подло обманул вас, спекулируя на вашем материнском чувстве. Ему нужен был ваш дом, чтобы на время скрыться. И всё…
Адалия Петровна выслушала это с окаменевшим лицом. Ее устремленный мимо Потапова взгляд выражал недоумение и страдание.
– Зачем? Боже мой… Я же мать… – тихо произнесла она.
– Для таких людей, Адалия Петровна, ничего святого не существует.
– Что же теперь делать? – растерянно спросила Адалия Петровна, и вдруг в глазах ее вспыхнул гнев. – Он же должен вернуться.
– Это, Адалия Петровна, исключено. Сюда он не вернется. Ну а если вернется, ваш долг, ваша обязанность и виду не показать, что вы что-то знаете. А все необходимые меры примем мы. И вообще прошу вас: никому ни слова о том, что я у вас был и обо всем, что вы сегодня узнали.
– Конечно, конечно.
Глава четвертая
1
Полковник Астангов проводил совещание с оперативной группой Потапова. Все сидели вокруг большого стола, перед каждым – лист бумаги. Можно было подумать, что эти люди находятся на тихом и спокойном учебном занятии. Между тем здесь происходил разбор боевой операции, которая была далеко не закончена, и каждый все время помнил, что враг ускользнул и где он теперь, в эту минуту – неизвестно. Весь смысл совещания сводится к одному: как опередить врага и нанести ему удар раньше, чем он сможет совершить свое злодеяние?
Вольский и его шофер на фотографии, взятой Потаповым у Адалии Петровны, уверенно узнали того
