это яйцами.
И в это время зазвонил телефон. Михеев выключил газ, не дай бог сгорит все это великолепие, и выскочил в коридор.
— Да?
— Борис Николаевич, вас ждут через час в условленном месте, — произнес помощник Андропова.
Фирменная яичница откладывается на неопределенное время. Хорошо, что рюмку с устатку не принял. Юрий Владимирович не любил, когда от подчиненных пахнет спиртным.
Быстро одевшись, нацепив на рубашку сбрую с кобурой, Михеев отрезал кусок черного хлеба, окунул его в расплавленное сало и, жуя на ходу этот замечательный харч, спустился к машине, стоявшей во дворе. Ровно через час его «Нива» свернула в деревне Раздоры на проселок, и в свете фар Михеев увидел два ЗИЛа, стоявших у обочины, и офицеров охраны, перегородивших дорогу.
Рано утром Михеев позвонил полковнику Баринову.
— Виктор Антонович, давайте перед работой погуляем.
— Понял, Борис Николаевич.
Для особо важных разговоров они встречались в Сокольническом парке. Баринов приехал раньше, приткнул свои «жигули» в тени деревьев, вошел в парк и сел на первую скамейку. Через несколько минут он увидел, как подъехала «Нива» шефа.
Михеев выскочил из машины, перекинул невесомый летний пиджак через плечо и пошел к воротам парка.
Баринов поднялся ему навстречу.
— Доброе утро, Борис Николаевич.
— Привет, Виктор Антонович. Утро-то действительно доброе, — улыбнулся Михеев.
Они свернули на узкую аллейку в самую гущу зелени. Трава и листья еще были влажными от ночной росы. Утреннее солнце не успело высушить ее, парк был напоен острым запахом зеленой плоти.
— До чего же на работу ехать не хочется, — вздохнул Михеев, — весь день бы гулял здесь. Шашлык ел, пиво пил, на лавочке сидел. Вы, Виктор Антонович, составили бы мне компанию?
— А вы прикажите, Борис Николаевич.
— Рад бы в рай, да грехи не пускают. Но час у нас есть. Пойдемте к пруду, на уточек посмотрим.
Они не спеша шли по утреннему пустому парку к аккуратному пруду, по берегу которого притулились разноцветные скамейки. Но до воды так и не дошли. Знаменитая «Чебуречная» распахнула свои двери.
— Вот и славно, — сказал Михеев, — здесь и поговорим.
Они сели за покрытый многострадальным пластиком стол на шаткие стулья и закурили. Через несколько минут подошла, вихляя бедрами, симпатичная, но уже чуть раздавшаяся официантка. Улыбнулась привычно, обнажив две золотые фиксы. Окинула их опытным взглядом. Она была психологом, эта сокольническая бабенка. Жизнь заставляла ее разбираться в людях. И сразу же, увидев двух холеных, поживших, опытных мужиков, в дорогих летних костюмах, фирменных рубашках, с часами на запястьях минимум по триста рублей, поняла, что с ними можно иметь дело.
— Что желаете, мальчики?
— Дорогая, — широко улыбнулся генерал, — нам бы по три чебурека, только свеженьких, водички и кофе покрепче.
— А поправиться не хотите? — сверкнула золотыми коронками официантка.
— С дорогой душой, — вздохнул Баринов, — только нам на работу надо.
— Сразу видно, солидные люди, — она протерла стол, — сейчас принесу.
Михеев подождал, пока официантка скроется за дверью, закурил и сказал тихо:
— Вчера видел шефа.
— Вы сказали ему о разговоре с Федорчуком?
— Он знал.
— Подумать только, — неискренне удивился Баринов.
— Не надо иронии.
— Помилуй бог, мне ирония не по чину.
— Так вот, шеф настойчиво требует результатов.
— Мой отдел делает все возможное.
— Знаю. Шеф благодарил вас за справку о московской торговой мафии.
— Он так сказал — мафия? — удивился Баринов.
— Нет, это моя интерпретация.
— Понятно, но тем не менее…
Михеев не договорил. Появилась официантка с подносом.
Поставила на стол блюдо с золотистыми, аппетитно пахнущими чебуреками, бутылки боржоми, кофе.
— Кушайте, мои дорогие. Кушайте. Я очень таких гостей, как вы, уважаю.
— Почему? — засмеялся Баринов.
— Сразу видно, мужчины вы самостоятельные. Пришли поутру воздухом подышать, кофейку попить, а не ханку спросонья трескать.
— Так вы же нам предлагали выпить, — лукаво прищурился Михеев.
— Так план, дорогие мои. А по мне, водки этой век бы не было.
— Муж пьет? — спросил Баринов.
— Отпился, сердешный, в тридцать пять лет богу душу отдал. Ну, кушайте, отдыхайте.
Официантка ушла. А на стол спикировал наглый воробей. Наклонив головку, он осуждающе посмотрел на людей круглым глазом. Словно говоря: вот вы здесь едите, а я?
Михеев отломил поджаристый кончик чебурека и бросил его птице. Воробей клюнул, потом схватил подарок и улетел.
— Во, наглый, — удивился генерал.
— А вы в бар зайдите. Их там целый батальон. Шуруют по столам и никого не боятся.
— Так вот, Виктор Антонович, надо активизировать ваши действия.
— Борис Николаевич, да куда больше-то? Практически связь московских лидеров с торгашами доказана. Еще пару недель — и можно начинать их винтить. Только одно меня тревожит, опять получится, как в деле Ишкова. Главные уйдут с почетом на покой, а к стенке поставят второстепенных фигурантов.
— Милый мой полковник. Я тоже об этом всегда думаю. Скажу вам честно, иногда мне кажется, что мы делаем пустую работу. Мой покойный отец любил говорить: «рыба гниет с головы, но чистят ее с хвоста». Все понимаю. Но если мне удастся лишить рычагов власти хотя бы одного нынешнего коррумпированного партийного вождя, мы сделаем для страны огромное дело.
— Так-то так. Но на их место приходят другие, и начинается все по новой. Это как с тараканами на кухне. Насыплю борной, одни подохнут, другие убегут, а через месяц они снова по столу бегают.
— Значит, не надо сыпать борную?
— Надо, но это полумеры.
— Что вы хотите, Виктор Антонович, правящий класс начал разлагаться с восемнадцатого года, поинтересуйтесь архивами ВЧК и увидите. Но это все теория, давайте оставим ее историкам. Шеф назвал фамилию человека, которого мы должны начать активно разрабатывать.
— Кто же это?
— Рытов.
— Матвей Кузьмич, — Баринов чуть не подавился чебуреком, — зампред Совмина, генерал- полковник, член ЦК?
— Все верно.