закатали пару уколов.
— Хотите в больницу? — спросил тот, что постарше.
— А что, совсем плохо?
— Да не сказал бы. Но пришло ваше время лечить сердце. Пьете?
— В меру.
— Курите?
— К сожалению.
— Если хотите жить долго, резко сократите количество сигарет. Конечно, лучше всего бросить эту заразу. А что значит — пьете в меру?
— Доктор, помните письмо Есенина Горькому?
— Знаете, не очень.
— Напомню, — усмехнулся Ястреб, — «Не такой уж, Горький, я пропойца…»
— Смешно, — врач складывал тонометр, — если еще шутите, то все будет в порядке.
Алена сунула врачам по четвертаку.
— Зачем так много? — спросил молодой.
— За то, что помогли. — Алена вытерла краем блузки глаза, не заботясь, что на ней нет бюстгальтера, впрочем, она никогда его не носила. Ее большие груди торчали, как танковые пушки.
— Значит, так, — пожилой врач написал на бумажке свой телефон, — позвоните мне завтра, нет, сегодня. Я вас устрою на обследование в Институт кардиологии. Лечь в стационар желательно, но обследоваться надо обязательно.
Врачи ушли, оставив в комнате стойкий запах лекарств.
— Все, миленький, — Алена обняла Ястреба, — закончились твои гастроли. Денег у нас на три жизни. Покупаем дом под Ригой. Там климат для сердечников благоприятный, и отваливаем. Ты утром на обследование, а я через несколько дней в Ригу.
Но утром Ястреб так и не попал к врачам. Позвонил Гиви, сказал, что идет на дело, и просил приготовить деньги. До четырех Ястреб промаялся в душной квартире в ожидании звонка. Наконец, когда он решил плюнуть на все и выйти на улицу, опять позвонил Гиви.
— Где бабки? — спросил он весело.
— У меня.
— Тогда вези их.
— Куда?
— В кафе «Дружба» на Петровке. Знаешь, где оно?
— Знаю.
— Жду тебя там через час, дорогой.
Ястреб позвонил Шорину по двум его туфтовым телефонам, на дачу. Никто не отвечал. Тогда он набрал номер в машину.
Трубку взял шофер.
— Нет его, делами занят.
— Передай ему, что все сделано.
— Передам.
После его разговора с Шориным, который разрешил увеличить сумму вознаграждения, Ястреб встретился с Гиви в саду «Аквариум». Побазарили о деле и разошлись. Только за грузинским другом пошли мальчики Ястреба. Они два дня топали за ним и выяснили много интересных подробностей.
Во-первых, Гиви остановился у своего земляка Джумбера Саришвили в Каретном переулке, во- вторых, он постоянно торчит в подпольном катране у Вити Гуся на Покровке. Там, играя по-крупному, спустил полученные деньги и задолжал известным каталам Боре Кулику и Смолину. Ребята эти были серьезные, кинуть их — себе дороже.
Ястреб подъехал к Вите Гусю, покалякал с ним и выяснил, что Гиви прокатал двадцать штук наличными и двадцатку ему поверили в долг. Рассчитаться он должен сегодня. Теперь понятно, почему Гиви пошел на дело именно в этот день. Ястреб положил пачку сторублевок в плотный конверт, вышел из дома, доехал две остановки до Пушкинской площади и пешочком, не спеша, зашагал к Петровке. Миновал забитый народом Столешников, заглянул в табачный магазин, зашел в маленькую комнату к директору. Каморку эту директор магазина важно называл кабинетом. В нем стоял устоявшийся крепкий табачный дух.
— А, Ленечка, — искренне обрадовался директор, — садись, милый, чем тебя побаловать?
— Ты же знаешь, люблю я вражеские сигареты.
— А ко мне Аленка забегала, говорила, что сердечко шалит у тебя и ты отказываешься от всех вредных привычек.
Ястреб с трудом уселся на маленькое деревянное креслице.
— Тесно у тебя.
— В тесноте, да не в Бутырке, — немедленно отпарировал директор.
— И то правда. А что касается вредных привычек, врач сказал, что надо бросать их постепенно. И кроме того, курить только фирменный «Кент».
— Ну, если врач сказал, — директор улыбнулся, сверкнув золотыми фиксами, — тогда держи.
Он вынул из ящика стола два блока.
— «Кент» твой любимый, американский.
— Сколько я тебе должен?
— Как всегда, по цене буфета ЦК.
Ястреб рассчитался, уложил сигареты в пакет и заспешил: до назначенного времени оставалось десять минут.
Он вышел в шумный Столешников и оглядел свой любимый московский переулок. Вот Гиляровский в папахе разглядывает со стены торопящихся людишек, словно сочувствует им, бегущим и потным. А когда-то в славные времена обнесли они в этом подъезде квартиру знаменитого московского валютчика. Много тогда взяли наличных, золота, камней и валюты. Как ни странно, именно валюта стала гарантией их безопасности. Валютчик по кличке «Голова» не мог из-за этих фунтов и долларов написать заяву ментам. Он вышел на Ястреба через верных людей и выкупил свое добро.
Знаменитое было дело. О нем рассказывали в тюрьмах и на пересылках. История эта обрастала необыкновенными подробностями и превратилась в уголовный эпос. Леня Сретенский стал полумифическим героем. Да, было что вспомнить. Хотя бы старое кафе «Красный мак». Самое элегантное в Москве. Темно-вишневые стены, мебель такого же цвета. Сюда ежедневно приходил обедать человек, которому и сбрасывал добытое золотишко Леня Сретенский. Человек этот был ювелиром, в узких кругах имел кличку «Темный».
Ушло то время. Исчез «Коктейль-холл» на Горького, отгремел ресторан «Аврора» на Петровских линиях, замолк оркестр в саду «Эрмитаж». Скучно стало в Москве. Скучно и неинтересно.
Занятый этими горькими раздумьями, он дошел до кафе «Дружба». Центровое, веселое. Прямо как вокзал. Сюда люди забегают яичницу да сосиски поесть, мороженым закусить на пути от Столешникова к Мосторгу, по нынешнему — ЦУМу, здесь свидания назначаются, здесь карманники центровые делят нажитое, солидные золотишники забегают. Как всегда, народу полно. А вот и Гиви рукой машет.
На столе в металлических вазочках мороженое, нагревалась бутылка шампанского.
— Давай за дело выпьем, дорогой! — Гиви наполнил бокалы до краев. — До дна, дорогой.
Они выпили. Веселые холодные пузырьки ударили в нос.
— Где лаве, дорогой?
Ястреб достал из кармана пиджака пакет с деньгами, положил на стол.
— Где товар, Гиви?
— Кейс под столом. — Гиви схватил пакет, улыбнулся и стремительно исчез.
Ястреб взял кейс, встал и пошел к выходу.
— Гражданин! Гражданин! — Его догнала официантка. — Вы куда?
— Домой, дорогая.
— А платить кто будет? Целых шесть двадцать.
