время, и поэтому не торопил события. После недолгого молчания Мира заговорила первой. Речь, в частности, зашла о природной жестокости мужчин. – Ну так докажите же нам свое мнение! – горячился Сергей Арсеньевич. – Я, допустим, существо безобидное и ранимое, – сообщил он, кокетливо стреляя бархатными глазами. – Ну, возьмем, к примеру, поединки, – вслух рассуждала Мира. – Разве женщине придет в голову стреляться? – Позвольте, – перебил ее Серж. – Это же вопрос чести. Честь – высшее достоинство благородного человека, и порой она крайне нуждается в защите! – Согласна, – сказала Мира. – Но не таким же варварским способом! – А на вашей родине способы более гуманные? – парировал офицер. – Речь не идет об Индии, – возмутилась Мира. – Я говорю о так называемых европейских странах, жители которых, считают себя людьми цивилизованными, – индианка перевела дух и продолжила: – Например, я слышала, что совсем недавно стрелялся князь Корецкий, – Мира не обращала внимания на протестующие жесты ее пылкого поклонника. – Если даже такие люди!.. – возмущалась она. – А ведь за ним-то не водилась слава бретера! Рябинин едва сдерживался, чтобы не взорваться, его щеки побагровели, от чего он перестал казаться знойным красавцем. – Вы не правильно осведомлены! – Серж негодовал. – Эта дуэль не состоялась. Радевич вовремя спохватился и принес ему свои извине… – Рябинин осекся на полуслове, поздно сообразив, что болтает лишнее. Я развернулся к окну таким образом, что мое лицо оставалось только в поле зрения Миры, и подмигнул своей юной сообщнице, так как она явно заслуживала аплодисментов. Теперь благодаря ее скромному участию мне стало известно имя таинственного любовника покойной графини. Кинрю посмеивался, расправляясь с цыпленком, он-то нашу игру раскусил почти с самого начала, это вам не шахматы, это куда более примитивно! Я велел передать кучеру, чтобы запрягал экипаж, полагая, что prince Корецкий уже заждался, поскольку был предупрежден Рябининым о нашем предстоящем визите. В карете Сергей Арсеньевич, начиная уже кое-что понимать, осведомился: – Почему вы так интересуетесь князем Павлом и этой его проклятой дуэлью? Вы полагаете, я не заметил, что ваша индианка только и делала, что подначивала меня? Я подумал, что Серж себе явно льстит, он ведь и в самом деле ничего не заметил. Когда в его красивую, но пустую голову закрались первые подозрения, было уже слишком поздно. – Право же, mon cher, вы преувеличиваете. – Не думаю, – произнес он встревоженно. – Ведь вы так и оставили без ответа мой вопрос, а это наводит на размышления. Что-то здесь нечисто! – заявил Рябинин уверенно. – Вы, вероятно, слышали о загадочном убийстве графини Картышевой, – начал я вдаваться в подробности. Делать мне этого не хотелось, но обстоятельства обязывали. – Ах, вот из-за чего весь сыр-бор! – стукнул себя по лбу горе-секундант. – Неужели вы подозреваете Корецкого в смерти Татьяны? – искренне изумился он. – Князь – не тот человек, – заявил Серж с уверенностью. – Стреляться – да, но чтобы руку поднять на женщину?! Это уж вы хватили! Я не стал возражать: – Возможно. В этот момент я подумал о Камилле, о которой как-то забыл, увлеченный разговором о поединках. Она так и не пришла. На меня словно повеяло кладбищенским холодом, я так и видел мадемуазель где-нибудь с перерезанным горлом или простреленной головой. Неужели она унесет все свои секреты с собой в могилу? – Что с вами? – Сергей Арсеньевич заметил мое состояние. – У вас даже губы побелели! – воскликнул он. – Вы напуганы? Я вас уверяю, князь Павел – не убийца! Я смог лишь тихонько кивнуть в ответ, так как перед моими глазами маячил могильный камень. – Не уберег душу людскую? – вопрошал с небес громовой голос. Я в ответ еле слышно прошептал: – Errare humanum est! Однако Рябинин меня расслышал. – Что вы там на латыни про ошибки толкуете? – осведомился он. Я перевел: – Человеку свойственно ошибаться! – С Корецким как раз тот случай! – снова заладил Серж свое, но взгляд своих жарких глаз от эмалевого перстня не отводил. – Неужели вам мой перстень так понравился, что вы только на него и смотрите всю дорогу?! – поинтересовался я, окончательно придя в себя после своего мрачноватого видения. Рябинин смутился: – Сапфир играет красиво, огранка тонкой работы, – это он в полумраке экипажа рассмотрел. Я с трудом удержался от улыбки. – Ой ли? Карету снова тряхнуло, Рябинин уперся локтем мне в бок. – У вас все хиханьки да хаханьки, – обиделся он. – Нехорошо обижать нового друга. Я серьезно согласился: – Нехорошо. Только в чем же обида? – Видал я уже где-то это ваше кольцо, только вспомнить никак не могу, где именно, – Сергей Арсеньевич нахмурился, наморщил лоб и обхватил свою голову руками, от чего стал похож на скульптуру античного мыслителя. – А не у князя ли? – осведомился я, снимая перстень и поднося его поближе к глазам Сергея. – Нет – возразил Рябинин. – Точно не у Корецкого, – уверенно заверил меня кавалергард. Я стал осознавать, что одна из моих блестящих версий затрещала по швам. Но, слава всемогущему Богу, у меня оставалась еще одна, и не менее блестящая! – Как мне снова увидеть Миру? – жалобным голосом спросил меня Серж, выходя из кареты. Яркий сноп солнечного света ударил нам обоим в глаза, и я зажмурился. Не люблю такие ослепительные закаты! – Яков, я к вам обращаюсь, – настаивал Рябинин. – Вот бы с ней и поговорили на эту тему! – я усмехнулся, прекрасно понимая, что бравый кавалергард не будет пользоваться успехом у моей индианки. – Так я могу нанести вам новый визит?! – обрадовался Рябинин, сверкнув черными глазами, и ослепительно заулыбался. – C`est bien, – ответил я. – Хорошо! Я с удивлением обнаружил, что выступаю в роли Мириного опекуна. Водрузив кольцо на свое прежнее место, я в сопровождении моего нового друга направился в сторону княжеского особняка, который встречал нас огромными колоннами куполообразной ротонды. Миновав анфиладу освещенных лампами комнат с высокими потолками, мы вошли в парадный зал, где нас ожидал Корецкий. Я с интересом оглядывался по сторонам. Нередко жилище способно так много поведать о склонностях и пристрастиях своего хозяина! Стены особняка были украшены величественным античным орнаментом, от всей обстановки веяло холодом имперского Рима. Я невольно поежился, и мне показалось, что на Сергея этот монументальный дом производит такое же впечатление. Но я мог и ошибаться. Как никак, он давно водил дружбу с его хозяином! Корецкому на вид было лет около 35–40, он производил впечатление серьезного человека, я бы даже сказал – сурового, мрачного. Взглянув на него единожды, я был готов оправдать Татьяну во всех ее смертных грехах. Одет, тем не менее, Павел был с иголочки, франтом: темно-серый фрак с чуть завышенной талией, черный бархатный воротник, фарфоровые пуговицы, мышиные панталоны. Я представился: – Яков Андреевич Кольцов, отставной поручик Преображенского полка, – и протянул хозяину руку для рукопожатия. На пальце синим огнем сверкнул сапфир в перекрестном свете свечей. Квадратный, словно выточенный из куска мрамора подбородок князя задрожал. Он глухо спросил: – Откуда у вас это кольцо? Пожалуй, я такого вопроса не ждал и воспринял его слова как откровенный цинизм. Мелькнула невероятная догадка: может, каяться начнет? – Нашел, – ответил я честно. Князю удалось взять себя в руки. – Вероятно, – коротко бросил он. – Вспомнил! – воскликнул Рябинин. – Ну, конечно же! – Что вы вспомнили? – я затаил дыхание. – Да это же перстень Радевича! Лицо князя Корецкого стало чернее тучи. – Серж, я же вас просил не упоминать при мне имени этого человека, – произнес он с нескрываемым гневом. Пожалуй, мне бы не хотелось встретиться с ним лицом к лицу у барьера. Что-то подсказывало мне, что с князем Корецким шутки плохи! – Ах, да, – Рябинин снова спохватился, но слишком поздно. Мой главный подозреваемый обрел, наконец, фамилию. У Сержа был жалкий вид, до того ему было неприятно. Он даже рот ладонью зажал, чтобы еще о чем-нибудь невзначай не проговориться. – Из-за чего вы хотели стреляться с Радевичем? – спросил я Корецкого напрямик. – Это личное дело, и я не обязан перед вами отчитываться! Вы за этим просили Рябинина представить вас? – осведомился он возмущенно и заходил взад-вперед по огромной светлой комнате, меряя размашистыми шагами блестящие паркетные плиты. – Да, – согласился я. – Для меня очень важно это выяснить. – Мне бы не хотелось вас оскорблять, – сухо проговорил Корецкий. – Но… Я перебил его: – Речь идет о Татьяне и ее убийце! Вы просто обязаны рассказать мне обо всем. – Вы полицейский? – изумился князь Павел и несколько сбавил тон. – Не совсем, – я выразился туманно, но отрицать не стал. Корецкий явно заинтересовался и посмотрел на меня уже иными глазами. – Занятно, – промолвил он и остановился, перестав изображать из себя маятник от часов. – Я думал, что со смертью графини эта история исчерпана, – Корецкий поморщился, было заметно, что этот человек явно не страдал от горя, скорее он чувствовал облегчение от того, что «эта история», как он выразился, так благополучно разрешилась, на его взгляд. – Вы узнали о неверности своей невесты? – высказал я свое предположение. – Да, – ответил он с неохотой. Казалось, что слова, которые он вынужден говорить, причиняют ему физическую боль. Я сделал вывод, что Татьяна сильно ударила его по самолюбию. – Я случайно стал свидетелем отвратительной сцены… – князь замолчал. – Я надеюсь на вашу деликатность и порядочность, – произнес он, встревоженно заглянув мне в глаза. – Огласка весьма нежелательна, – добавил Корецкий. – Стыдно признаться, но я был вынужден следить за графиней и подкупить ее горничную. От нее я узнал, что Татьяна ездила в Оршу, где неделю прожила у любовника. И это девушка из порядочной семьи! – О времена, о нравы! – чуть-слышно прокомментировал Рябинин и снова зажал свой рот, в этот раз платком, под грозным взглядом Корецкого. Вторую руку он поднял над головой,
Вы читаете Казна Наполеона
