Лучше бы я еще поупражнялся в сочинении хокку.
– Не сердись, – попросил я его. – Скоро и твое время настанет!
Дворник в ярком жилете, ситцевой голубой рубахе и широких домотканых штанах указал мне на комнату Круглова. Я отблагодарил его серебряной монетой и постучал в закрытую дверь. В ответ воцарилась мертвая тишина, готовая вот-вот взорваться пушечным залпом. По крайней мере, мне показалось именно так.
Я снова принялся настукивать в дверь, пока наконец не услышал легкие, чуть слышные шаги и скрип в замке. Я надавил плечом на дверь, она неожиданно распахнулась, и я провалился в комнату, где меня немедленно оглушили чем-то очень тяжелым, и я повалился на пол.
В себя я пришел только тогда, когда кто-то вылил мне в лицо воды из ушата. Душ был ледяным, но я вскочил как ошпаренный, с болью в разбитом затылке и страстным желанием как следует проучить негодника.
– Яков Андреевич, вы?! – скалил зубы Мишка Круглов. – Ну не узнал я, ей-богу, не узнал! – запричитал он, понемногу начиная пятиться к стенке. Я медленно надвигался на него, словно бог отмщения.
– Да успокойтесь вы! – прикрикнул Михайло. – И звук его голоса наконец-то привел меня в чувство.
– Что здесь происходит, в конце концов? – возмутился я, присаживаясь на хромоногий стул у стенки.
– Да на меня тут вчерась облаву устроили, – оправдывался Мишка, почесывая в затылке. – Вот я и осторожничаю!
– Что за облава?
– Да так, – Круглов прикусил изуродованную губу. – Старые счеты.
Расспрашивать далее я не стал, в конечном счете, я пришел сюда совсем не за этим.
– Ты знаешь что-нибудь о Матвее Воротникове? – перешел я к делу.
– А как же, – усмехнулся Михайло. – Наслышан, – добавил он. – Личность-то в столице известная!
– А о Виталии Строганове? – спросил я с надеждой.
Мишка задумался и снова начал чесать в затылке грязными нестриженными ногтями.
– Нет, – закачал он кудлатой головой. – Не слыхал. А к Гастролеру он имеет какое-то отношение?
– Какому еще Гастролеру?
– Ну к Воротникову, – досадливо объяснился Мишка.
– Самое непосредственное, – заверил я. – Выясни как можно быстрее что у них были за дела. А за ценой я не постою! – пришло мне в голову добавить для пущей важности.
Не успел я дойти до выхода, как в дверях возникла фигура Кинрю.
– Задерживаетесь, Яков Андреевич, – заметил японец.
Мишка уж было и рот открыл, намереваясь спросить, что за обезьяну таскаю я за собой, но встретился со взглядом Кинрю и осекся.
– Не нравится мне круг ваших знакомств, – уже в экипаже посетовал японец, покосившись прищуренными глазами на мой затылок. – Голова-то не болит?
– Истина ведь жертв требует, – сказал я со знанием дела и подмигнул Кинрю. Он неодобрительно закачал головой, но смолчал. Я-то его кодекс чести не обсуждал и от него требовал того же.
Дома меня ожидал сеанс Мириного гадания. Не успел я войти, как гостиная превратилась в восточный салон магического искусства. Тяжелые бархатные занавеси закрыли окна так, что ни один солнечный луч не мог проскользнуть сквозь черное полотно. В старинном камине потрескивало желтое пламя, и искры падали на холодные плиты паркетного пола. У меня появилось ощущение, что я снова нахожусь в темной храмине масонской ложи, предназначенной для того, чтобы постигнуть суть мироздания и возродиться из праха прошлого для будущей освященной жизни.
Механически я осмотрелся по сторонам, словно бы надеясь рассмотреть в непроглядном мраке гроб с белеющими костями и священный алтарь.
В самом центре комнаты и впрямь возвышался стол, так же, как и окна, занавешенный черным бархатным покрывалом. Его окружали семь чадящих свечей. Но их свет вовсе не казался мне внутренним Светом Искупителя.
Я невольно подумал о том, что Виталий погиб, едва только принял свет, не успев до глубинной сути проникнуть в таинства франкмасонства.
Число семь Мира считала совершенным, потому как, объясняла она, существует семь наслаждений, семь огней и семь священных коров.
Я перевел взгляд на столик – глаза мои уже полностью свыклись с царящим в гостиной полумраком – и заметил на нем миниатюрный изумрудный ларец, в котором моя индианка обычно хранила свою драгоценнейшую колоду.
Наконец появилась и она под руку со своим слугой Сварупом. Я полагал, что Мира спустилась из «комнаты демонов», где хранила все свои атрибуты и баловалась индуистским колдовством.
В своем ярко-желтом сари Мира казалась солнцем в подземелье мрака. Она сделала жест рукой, который означал, как я успел узнать, ритуальную мудру приветствия.
– Да будет с нами великий Сурья, – шепнула Мира. Я вспомнил, что так величают древнеиндийского бога солнца. – Да снизойдет на нас пламя Агни! – продолжала вещать индианка, и от ее заклинаний мне, повидавшему виды масону, становилось не по себе.
– Сапта ратнани, – молвила Мира и поклонилась в левую сторону. – Сапта архишах, – сказала индианка и склонила голову вправо. – Сапта гавах, – поклонилась она мне.
Сваруп подал ей вышитый мешок с благовониями, и индианка, продолжая что-то шептать на понятном только ей языке, бросила в огонь его содержимое.
Я так и не осмелился нарушить молчание и спросить, что же здесь все-таки происходит. Юкио Хацуми тоже молчал, испытывая невольное уважение к ее ритуалу.
– Сегодня, Яков Андреевич, вы узнаете, что же вас ждет в самом ближайшем будущем, – сказала индианка и улыбнулась улыбкой Джоконды.
– Иногда лучше, когда грядущее находится под покровом тайны, – философски заметил японец.
Я поднял руку в знак того, чтобы Мира продолжала.
Индианка разложила карты крестом, мне с моего места трудно было разобрать, что на них изображено. Но Мира изменилась в лице и велела Сварупу подать другую свечу. Он засуетился и, наконец, нашел в обклеенном разноцветной бумагой ящике то, что она просила.
Мира зажгла ее и устремила взор немигающих глаз в желтое пламя.
– Это трепещет душа погибшего, – прошептала она, указав на огонь.
– Что ты увидела? – спросил я у Миры, чувствуя все нарастающую тревогу.
– Я не могу рассказать вам все, что увидела, – твердо сказала индианка. – Но я точно знаю, что над вашей головой, Яков Андреевич, навис дамоклов меч, и вам срочно требуется принять необходимые меры.
– Какие именно?
– У меня связаны руки, – сказала Мира в ответ.
– Но я не впервые встречаюсь с опасностью, – улыбнулся я.
– Это-то меня и тревожит, – ответила индианка. – Вы можете потерять чувство самосохранения.
– Не волнуйся за меня, Мира, – произнес я уже спокойно. – Случится только то, что должно случится! Увы, но тебе ли не знать, что всем этим миром правит фатум.
Мира сделала знак слуге, чтобы он потушил все свечи и убрал гадальные принадлежности. Сваруп выполнил ее приказание и отнес ларец с картами Таро в Мирину комнату.
Наконец-то, в гостиной стало светло, и мы с Кинрю смог – ли перевести дух.
– Я устал, – сообщил я японцу и отправился в кабинет уповая на то, что за чтением Фомы Кемпийского смогу привести свои расстроенные нервы в порядок. Я и не заметил, как задремал над книгой. Снилось мне что-то тревожное и расплывчатое, то, что я, как ни силился, так и не смог запомнить.
Меня разбудил громкий стук в потайную дверь, спрятанную за гобеленом.
– Тише, – прошипел я, отворяя незваному гостю, вознамеревшемуся перебудить весь дом.
– Яков Андреевич, я все разузнал, как вы просили, – сообщил мне Михайло, вваливаясь в мой кабинет. – Красиво у вас тут, – произнес он с невольной завистью в голосе и уставился на оконный
