Брильянтовые серьги в ее ушах со звоном качнулись.
Тогда я подумал, что письмо могло быть украдено довольно давно. Кто мог это сделать? Я полагал, что, вернее всего, кто-нибудь из домашних. Очень уж странно вела себя тетушка Пульхерия Вениаминовна. И что там у нее, любопытно, за ухажер? Не по его ли нижайшей просьбе тетушка взломала замочек? Ключик-то от секретера и у нее имелся! Я решил, что об этом еще стоит поразмышлять.
– Я не придавала значения тому, о чем говорил Виталий, – сказала Аксакова. – Я была сильно рассержена, зла на него. А он все твердил о какой-то опасности, говорил, что речь идет о жизни и смерти, об Ордене. Я так сожалею теперь, что мало прислушивалась к его словам!
– Не терзайте себя, – произнес я как можно мягче. – Его все равно не вернешь.
– Но письмо! – воскликнула Анна. – Если его убили…
– Письмо я постараюсь найти, – пообещал я ей.
– Он просил передать его вам в случае непредвиденных обстоятельств и что-то все время повторял по-французски.
– Что именно? Попытайтесь вспомнить, – попросил я ее. – Это может быть важно!
– Как же это? – Анна нахмурилась и поднесла ко лбу свою тонкую руку. – Ах, да, вспомнила! – обрадовалась она. – Он все время повторял: «Mais que diable allait il faire dans cette galere?»
– И зачем только черт дернул меня ввязаться в это дело? – удивился я.
Анна Александровна подтвердила.
Я поблагодарил ее за ценную информацию и вышел из дома. Но нанимать извозчика я не торопился, заключив, что если мои предположения верны, то на улице вот-вот должна была появиться тетя Пульхерия, для того чтобы предупредить своего воздыхателя, что ее преступление раскрылось.
Тетка не заставила себя ждать. Из родных пенат она вы – бежала, набросив легкий салоп, так как погода снова испорти – лась, и ветер, пробирающий до костей, нагнал огромную свин – цовую тучу, грозившую разразиться ливнем.
Притаившись за деревом, я наблюдал, как Пульхерия без труда поймала извозчика. Следом за ней я проделал тоже самое и велел вознице следовать за ее экипажем.
– Если успеешь, плачу в три раза больше, – пообещал я автомедонту, и он, как мог, погнал лошадей.
IV
Тетушка, судя по всему, преследования не заметила, до такой степени пребывала она в нервическом перевозбуждении. С Сергиевской экипаж ее свернул на окраины города, и мой кучер последовал за ней почти что не отставая. Среди пешеходов все реже стали встречаться блестящие военные, изящно одетые барышни и модные господа, все больше стало попадаться простого народа да отставных солдат.
Мы долго попетляли по Петербургу и в итоге свернули в Щербаков переулок. Карета Пульхерии остановилась у небольшого двухэтажного домика, где, как я понял, сдавались в наем квартиры.
Извозчику я велел лошадку попридержать и остановиться напротив, будто бы у подъезда одного из мещанских особняков, выбрав для себя превосходный наблюдательный пункт.
Тетя Пульхерия с огромным трудом, но все-таки выбралась из коляски, изрядно попутавшись в своих темно-малиновых юбках, маячивших ярким пятном на фоне пасмурного пейзажа. Наконец, она позвонила в дверь, и ее пропустил сомнительного вида привратник в чуйке.
Я же остался ждать, что будет дальше, внимательнейшим образом следя за дверями. Не прошло и пятнадцати минут, как из дома выбежала тетушка, вся в слезах, и опрометью нырнула в ожидающий ее экипаж.
– Ну, пошли! – крикнул кучер, и карета покатила прочь от этой халупы в сторону городского центра.
У меня было всего несколько секунд на раздумья: последовать за ней или оставаться на месте и разузнать, зачем сюда заезжала тетя Пульхерия.
Я выбрал второй вариант, приказав извозчику дожидаться на месте. Дверь мне открыл все тот же привратник, скосив на меня озабоченные глаза.
– Чего, барин, желаете? – осведомился он, осклабив губы в ухмылке. Я же чувствовал в нем потенциального каторжника. Как есть кандидат на Владимирскую дорогу! А сам и бровью не поведет, изображает из себя честного труженника. Впрочем, не моя это забота – выводить его на чистую воду! У меня-то дела поважнее будут!
Я огляделся по сторонам, на пару секунд оставив его вопрос без ответа.
У самой стены стоял длинный рундук, узкий ящик с подъемной крышкой для различной поклажи. Так и подмывало меня взглянуть, что же такое скрывает этот старинный облезлый ларь. Любопытен я от природы, ничего уж тут не поделаешь!
– А свеча-то как коптит! – произнес я, поморщившись.
– Барин, а надо-то чего? – снова спросил привратник.
– Хотел бы повидаться с хозяином этой квартиры, – наконец, выговорил я.
– Ну, я – хозяин! – гордо сказал мужик и уставился мне в глаза.
– Кто бы мог подумать? – произнес я вполголоса, так, что мой собеседник пожалуй что и не разобрал. – Кому вы сдаете эту комнату?
– А вы-то, барин, кем будете? – поинтересовался подозрительный тип.
– Прохожим, – ответил я, показав хозяину золотую монету. – Не подскажете ли, к кому только что приезжала немолодая госпожа в просторном салопе на беличьем меху?
Глазки хозяина вспыхнули алчным блеском.
– Давайте мы это дело за рюмочкой обсудим, – предложил мне мужик, которого я поначалу принял за привратника. – Чего-чего, а огуречный рассол и водка в моем доме найдутся!
Не было у меня особого желания трапезничать, а особенно водку пить в его доме, да пришлось. Дело, как я счел, того требовало!
– Меня Иваном зовут, – сообщил мне хозяин и проводил из прихожей в тесную комнату, в которой стояли два дубовых стола, застеленные цветными скатертями. Светили люстры в запыленных чехлах, поэтому комната не казалась такой уж темной. Что же позабыла здесь дивная тетя Пульхерия?
Иван показал мне на обшарпанный стул. Я стряхнул с него пыль и послушно присел.
– Итак? – повторил я свой недавний вопрос.
– Всему свое время, – резонно заметил хозяин. Извлек из буфета пару рюмок и косушку водки. Я спорить не стал, главное, чтобы мой подозрительный собеседник разговорился. Пить я, конечно, особо не стал, вид только сделал. А Иван знай пьет, ему приятно!
Я снова внимательнейшим образом осмотрелся по сторонам, заметив, что постель-то застелена на скорую руку. Или постоялец торопился куда? То ли беден, чтобы на прислугу раскошеливаться, (но тогда какие дела у него с Пульхерией?), то ли опасается чего! Лишних глаз боится! А второе-то вернее!
Не зря у тетушки глаза на мокром месте, не застала возлюбленного! И с чего это я такое вообразил? Верю досужим сплетникам! И в кого это я сам превратился?
У меня даже невольный вздох вырвался, вот ведь взгрустнулось не ко времени!
– Чего, барин, печалитесь? – поинтересовался Иван, отхлебывая приличную порцию рассола.
– Да разговор что-то у нас с тобою не клеится.
– Дама эта из общества, – заверил меня хозяин многоз – начительно.
– Это мне ведомо, – ответил я. – А как по имени? Приезжала к кому? И часто ли сюда наведывается?
– Ой! – отмахнулся Ваня. – Уж вы меня вопросами ну засыпали прямо! Да ладно! – хозяин махнул рукой с косого плеча. Кривоват малость был. Обидела матушка-природа! Или Господь Бог недоглядел! – На П как-то, Пульхерия, что ли? – ответил он. Приезжала не часто, да видно по амурным делам, – Иван слащаво заулыбался, да так, что меня едва не стошнило. – К моему постояльцу, Данилке Рыжову.
– И молод Данилка?
– Да нет, я бы не сказал, – замялся хозяин.
– Какого твой постоялец чина-звания? – поинтересовался я. – Неужто он из простых?
– Не знаю, – смутился Ваня, опорожнив еще одну рюмку. – Не кажется мне так, хотя он и вид делал. Не изъясняются так простые, да с барынями романы не крутят!
