мы с Кинрю уложили в карету в первую очередь.
Наконец, когда мы с ним уже уселись в дормезе, Мира все-таки смилостивилась и появилась на веранде в верхнем суконном платье синего цвета с длинными узкими рукавами, обшитыми белыми блондами. В ушах у нее покачивались изящные сапфировые серьги в виде колокола, а в волосах поблескивали сапфиры на шпильках.
Я вышел из дормеза и подошел к индианке.
– Я прощен? – осведомился я у нее.
– О! Яков Андреевич! – воскликнула Мира. – Вам не за что просить у меня прощения, – улыбнулась она. – Мне жаль только, что вы так и остались глухи к моим мольбам! Но я умоляю лишь об одном – будьте хотя бы по возможности осторожны!
Я обнял ее и пообещал, что сделаю все, что только будет в моих силах, чтобы вернуться домой живым и невредимым.
Я захлопнул за собой дверцу кареты, и мы тронулись в путь. На Большой Мещанской нас уже ждали. Не успел я постучаться в ворота, как дверь мне открыла все та же, знакомая мне уже кухарка.
– Милости просим, – сказала она. – Яков Андреевич?
Я утвердительно кивнул головой.
– Барыня вас уже ожидают, – сообщила она и быстрыми шагами направилась в сторону крыльца, так что я едва поспевал за нею.
Отперев дверь, кухарка пропустила меня вперед в тесную и неприбранную прихожую. Я растерялся было, куда же мне следовать дальше, как женщина тут же сообразила, что допустила небольшую оплошность и указала на дверь за бархатным занавесом.
Я постучал и разобрал за ней легкие, едва различимые для слуха шаги.
Занавес дрогнул, и дверь приоткрылась.
– Яков Андреевич? – услышал я нежный знакомый голос. – Входите скорее! – велела мне графиня Полянская.
Ей не надо было повторять дважды, чтобы я поспешил выполнить ее приказание. Набрав полную грудь воздуха, я шагнул в альков мальтийской принцессы.
Графиня полулежала на канапе, поглаживая огромную белую кошку. На ней было платье с буфами из жемчужно-серого левантина, перехваченное под грудью розовой лентой. В неглубоком, расшитом кружевом, вырезе поблескивали розовые жемчужины. Светлые волосы ее были также перевиты розовым жемчугом и убраны в высокую греческую прическу.
– Bonjour, – поздоровался я с графиней Лидией.
Она слегка склонила прекрасную голову в знак приветствия.
– Присаживайтесь, – велела Полянская, и я примостился на краешек темно-зеленой оттоманки с атласными, расшитыми золотом, подушками. – Ну и где же ваш слуга? – осведоми – лась она.
– Дожидается нас в дормезе, – ответил я, окинув красноречивым взглядом ее божественную фигуру. По выражению ее лица я понял, что графиня вполне догадалась о значении этого взгляда.
– Но я думала, – проговорила она немного растерянно, – Что мы отправимся в путь в моем собственном экипаже!
– О! – я махнул рукой. – Но моя карета приспособлена именно для таких переездов, и я умоляю вас принять мое приглашение.
– Но мне ничего другого и не остается, – развела руками графиня, подарив мне одну из своих самых очаровательных улыбок. Что-то подсказывало мне, что добром все это не кончится, но тем не менее я продолжал играть свою роль, постепенно все более вживаясь в избранный мною образ.
– Вы прекрасны, как фея, – заверил я ее.
– Вы так галантны, – графиня смущенно опустила глаза.
– На вас больше никто не покушался? – спросил я ее встревоженно. – Я почти не спал эту ночь, переживая за вас. Мне даже приснилось, что вас похитили!
– Ну что вы, Яков Андреевич, Бог с вами! – всплеснула она руками. – По счастию, мои недоброжелатели наконец-то оставили меня в покое.
– А ваш ночной посетитель? – не унимался я. – Вы расспросили свою прислугу?
– Конечно, – сказала Лидия Львовна, согнав с колен ленивую кошку. – Но Семен с Авдотьей утверждают в два голоса, что ничего не знают об этом, – добавила она.
Я мысленно усмехнулся в ответ на ее слова, но сделал вид, что поверил.
– Семен! – крикнула она своего лакея. Я осмотрелся по сторонам и нигде не заметил шнурка от сонетки.
Через несколько минут в дверном проеме появилась курчавая голова:
– Чего изволите? – осведомился он.
– Снеси мои вещи в дормез к господину Кольцову, – приказала Полянская.
– А кучеру вашему что передать? – сурово поинтересовался Семен. – Чтобы лошадей распрягал? Вы же уже велели свой экипаж закладывать!
– Это не твое дело! – нервно проговорила графиня. – Делай, как я сказала!
– Воля ваша, – вздохнул Семен и закрыл за собою дверь.
Графиня привстала с канапе, оправила шуршащее платье и бросила русалочий взгляд в каминное зеркало.
– Пора, – сказала она, облачившись в короткий мышиный спенсер на шелковистой ярко-малиновой подкладке. Небрежным движением руки графиня Лидия спрятала свои прекрасные волосы под серебристой бархатной шляпой на шелку, богато отделанной парижскими лентами и перьями.
– Пора, – согласился я и вышел из комнаты. Лидия Львовна Полянская последовала за мной.
Я помог открыть графине дверцу кареты.
– Прошу, – поклонился я, а Кинрю подал ей руку.
Лидия Львовна вздрогнула:
– Кто это? – испуганно спросила она.
– Юкио Хацуми, – представил я графине Полянской своего золотого дракона. – Мой старый друг и преданный слуга.
– Так вы о нем писали в своей записке? – изумилась она. – Ah, que c'est amusent! – воскликнула графиня, как только оправилась от неожиданности.
Кинрю прекрасно понял, потому как никогда не нуждался в переводчиках, что сказала Лидия Львовна, но, вопреки тому, что японец не нашел в этом ничего забавного, он так ничем и не выдал даме, что прекрасно говорит по-французски.
Тактика его была мне знакома, именно таким образом было гораздо легче узнать массу всего нового и интересного. При человеке, который не понимает ни слова, собеседники во все времена чувствовали себя свободнее и иногда поверяли друг другу даже сокровенные тайны.
Возница стегнул лошадей, и карета тронулась с места. Кинрю разложил на сидении свою шахматную доску. Почему-то на этот раз он не взял с собой свою легендарную вай ки.
– Вы играете в шахматы? – обратилась к нему Полянская.
Японец кивнул.
– Разрешите составить вам компанию, – попросила она.
Кинрю передвинул на ее стороны все белые фигуры. Через час Лидия Львовна объявила мат моему дракону.
– Не может быть! – растерянно воскликнул японец, а мне стало очень тревожно за судьбу нашего нелегкого предприятия.
Графиня заулыбалась.
– Мой жених научил меня играть в эту игру, – объяснила она свое везение.
– Он великий математик? – с интересом осведомился Кинрю.
– Нет, – возразила ему Полянская. – Он – великий человек!
С этим трудно было поспорить, вряд ли мальтийцы выбрали бы себе в бальи личность заурядную и ничем непримечательную.
– Расскажите о нем, – попросил Кинрю.
