синим покрывалом, поэтому я не намерен звонить в полицию и вас настоятельно прошу этого не делать.
– А откуда вы знаете, что он бродяга? – насторожилась Алена.
– Просто поднял с его головы это дурацкое одеяло и посмотрел внимательно, только и всего, – сухо ответил Габриэль. – Вид у парня изможденный, заросший, неухоженный, одет он тоже не бог весть как… К тому же такие дешевые синие одеяла иногда выдают в ночлежках для бездомных, бездомные порой прихватывают их с собой – в качестве сувенира на добрую и долгую память. Думаю, он забрел на эту виллу, потому что она показалась ему пустой, зашел в гостиную, устроился поспать под окошком, и тут-то на него кто-то напал – может быть, не в меру ретивый сторож, может быть, такой же бродяга, бес их знает! Меня, если честно, это не слишком-то интересует.
– Но как же? – продолжала недоумевать Алена. – Мы должны, мы обязаны помочь полиции найти его убийцу, восстановить справедливость, и все такое…
– И все такое? – с усмешкой повторил Габриэль. – Ну вот разве что «и все такое»… Только я, знаете ли, не слишком-то верю в справедливость полиции. Всем сыскным собакам на свете нужна добыча – любая, хоть какая-нибудь добыча, даже неважно, какая именно. Когда собака вошла в азарт, она хватает первого попавшегося кролика, хотя теоретически гонится за волком. Так вот я не хочу оказаться тем кроликом. Потому вам не советую связываться с полицией. Вы, конечно, вряд ли об этом задумывались, но ведь мы с вами замечательно подходим на роль подозреваемых! Мои следы в комнатах, ваши отпечатки на подоконнике… Нет, мы-то знаем, что я просто зашел посмотреть, а вы чуть не грохнулись в обморок и поэтому оперлись на подоконник. Но захочет ли нам поверить местная полиция, вот вопрос! То-то радости будет моему адвокату – доказывать, что я не убивал какого-то зачуханного клошара! А у вас, наверное, даже и адвоката здесь нет?
– Конечно, нет, – сказала Алена. – И все-таки это как-то нечестно…
– Я где-то читал, – насмешливо глядя поверх ее головы в синие небеса, проговорил Габриэль, – не помню, где: Россия, мол, осуждает политику двойных стандартов, которую сплошь и рядом использует Америка. Вы русская, а придерживаетесь той же пресловутой политики двойных стандартов. Почему вы намерены помогать турской полиции, а парижской помогать не захотели?
– Как это? – озадачилась Алена. – Когда я не захотела? И разве парижской полиции нужна была моя помощь? Когда?
– Когда? Да в пятницу! – насмешливо блеснул на нее глазами Габриэль. – Я не раз слышал объявления по радио, а в субботу в газетах был опубликован призыв: всех, что-то знающих об убийстве у холма Сакре- Кер, всех, кто находился там около двенадцати часов или чуть раньше, просят немедленно прийти или позвонить в комиссариаты своего аррондисмана[13], а уж те свяжутся со следственной группой, работающей по этому делу. Или, может быть, я ошибся, и вы уже побывали в своем комиссариате и даже, быть может, начали давать показания?
Алена только моргнула – раз и другой, глубоко вздохнула – от неожиданности почему-то дыхание перехватило, глупо пробормотала:
– Что?..
– Что, что… – пробурчал Габриэль. – Я угадал? Вы не ходили давать свидетельские показания?
– Я ничего об этом призыве не знала! – воскликнула, защищаясь, Алена. – К тому же мне было…
Она осеклась. Ей и впрямь было не до свидетельских показаний, она вообще
– Ведь в полиции могут не только укорить вас тем, что вы вовремя не объявились с ценными свидетельскими показаниями, но что именно в вашем присутствии слишком уж часто происходят убийства неизвестных… да еще под синими одеялами!
Ну конечно, конечно, коне-е-чно, предполагалось, что эта русская дурочка сейчас хлопнется в обморок прямо в объятия французского ковбоя – от изумления хлопнется. Но не на такую напали, мсье! Северные девушки не только горячи – они отличаются умом и сообразительностью. Поэтому Алена просто усмехнулась краешком рта, глядя в наглые – теперь она это точно знала: ух, какие наглые! – темные глаза Габриэля:
– Что-то не пойму, вы обо мне говорите или о себе?
– В каком смысле? – сделал он вид, будто не понимает, но в непроницаемых – наглых! – глазах уже что- то дрогнуло, и, надо отдать ему должное, он не стал корчить из себя идиота: – Ага, значит, вы меня все- таки тогда заметили там, около Сакре-Кер!
Еще минута – и Алена сама расписалась бы в полной дурости, простодушно сообщив Габриэлю, что просто догадалась о его присутствии там, около карусели: ведь никто (ни одна живая душа, даже Марина) не знал о том, что Алена фактически присутствовала при убийстве, а если он знал, значит, сам там был… Но тотчас она мысленно схватилась за голову: «стетсон», господи боже! Человек в белом пиджаке и «стетсоне», дремавший на скамье под балюстрадой! В самом деле, слишком уж много «стетсонов» клубится вокруг Алены Дмитриевой, гораздо проще предположить, что их на самом деле два: фирменная шляпа карусельщика и «стетсон» Габриэля. Нет, три: еще «стетсон» какого-то тощего человека в черном, обогнавшего Алену на рю де Валанс незадолго до трагического приключения в библиотеке.
А некто в «стетсоне», танцевавший этой ночью танго под окнами домика Сильви?
Алене очень хотелось спросить Габриэля, не он ли это был, однако не спросила. Потому что внезапно сообразила: ладно, она не пошла в полицию, потому что, в отличие от него, не знала об объявлении, но ведь она – всего-навсего свидетельница! А Габриэль… ого, может быть, и не только. Вернее, не столько! Не столько свидетель, сколько…
Возле карусели он сидел на скамейке, соседней с той, на который лежал первый убитый бродяга. И у него были реальные возможности незаметно прикончить спящего. И вот теперь Алена обнаружила Габриэля практически рядом с новым трупом. Где гарантия, что он не вышел из дома за несколько минут до возвращения Алены? Где гарантия, что не он вытер о траву окровавленный нож, а потом… а потом не бросил его в пруд? Ну, конечно! То-то он стоял около пруда, когда его окликнула Алена! А все остальное он
