тронутые краской волосы собраны в «конский хвост», на смуглом лице ни следа косметики, морщин она не скрывает, чуть ли не гордится ими. Сама высокая, худая, со спортивной фигурой. Кожаные штаны в обтяг, черные с серебром кроссовки, черная майка, на шее черный сверхмодный шарф, расшитый серебряными черепами, черная с серебром спортивная куртка, в руках мотоциклетный шлем – тоже черный с серебром, и надо думать, где-нибудь у крыльца нетерпеливо ржет верный «Харлей-Дэвидсон» аналогичного колера. Да, эта рокерша не унаследовала от своей бабушки обожествления собственной красоты, разве что цвет волос и горделивую осанку. Однако при первом же взгляде на нее Алена вспомнила ту женщину, которая неделю назад злобно шипела у дверей Тургеневской библиотеки: «Ждэш! Пэрвый етажь! Читат можэш?» Из чего легко можно было сделать вывод, что тогда Алена столкнулась именно с мадам де Флао: матерью Марго Зерван и родной дочерью Малгожаты Потоцкой, которую та произвела на свет, судя по всему, уже когда удрала от «красных панов» – «красных командиров» своей судьбы.
Помнится, Руслан обмолвился, что у мадам де Флао и Марго отвратительные отношения. Но если так…
Алена не успела додумать: Марго Зерван встретилась с ней глазами и даже побледнела от неожиданности. Однако в следующее мгновение взгляд ее скользнул в сторону – и наткнулся на комод номер семнадцать, на котором так и стоял выдвинутый, но не поставленный на место ящичек номер один…
Марго, которая только что была бледна, мгновенно побагровела. Волосы ее словно побелели по контрасту с запылавшим лицом!
– Что?! – чуть дыша от ярости, выдавила она. – Что это значит?!
Руслан непонимающе перевел взгляд на ящичек и пожал плечами:
– Что ты, Марго? Ты против, что мы зашли в твою verretheque? Но раньше ты всегда разрешала показывать ее знакомым, вот мы и заглянули сюда… Но если ты против, мы немедленно уходим!
И он подцепил Алену под руку так, что пистолет прижался к ее бедру, и начал подталкивать к выходу.
– Стойте! – взвизгнула Марго, преграждая дверь. – Не ври! Значит, вы столковались с этой русской? Когда успели? Воспользовались тем, что я уехала, и… Твари, твари! Так-то вы отблагодарили меня за то, что я держала здесь и вас, и всех ваших немытых приятелей, прятала их, снабжала деньгами! Негодяи! Le sang canin! Le sang canin! И ты, Селин… Как ты могла?! Зная, что все будет принадлежать тебе, ты решилась меня ограбить?!
Она задохнулась от ярости, закашлялась, и Алену вдруг озарило, что злобное словосочетание le sang canin («собачья кровь») есть не что иное, как знаменитое польское «пся крев» – любимое ругательство Малгожаты…
– Но ты опоздала, голубушка! – прокашлявшись, ехидно обратилась Марго к Алене. – И вы тоже! – последовал уничтожающий взгляд на Руслана и Селин, которые пялились на нее, как два барана на одни и те же новые ворота. – Вот!
И она сорвала шарф, распахнула куртку, открыв шею.
– Ты что, Марго, спятила? – грубо спросил Руслан.
– Что с тобой, Марго? – обеспокоенно пробормотала Селин.
А Алена только и смогла, что тихо выдохнуть:
– Так вот ты какой, цветочек аленький…
Да, теперь понятно, почему Зоя Колчинская писала об этом: «Варварская, почти противоестественная, безвкусная – и все же завораживающая красота!» Нитка разнокалиберных, разноцветных, грубо и по– разному обработанных камней… но как играют они, как переливаются в соседстве друг с другом, словно обретают в сочетании несочетаемого новую жизнь: алый рубин рядом с синим сапфиром, нежно-голубая бирюза и прозрачнейший алмаз, травянисто-зеленый изумруд и дымчато-желтый топаз, зеленый редкостный гранат и черный жемчуг…
«Один, два, три, четыре, пять, – скользила по ним взглядом Алена, пересчитывая и все время сбиваясь. – Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать… Нет, их не может быть девятнадцать!»
– Семнадцать камней, – словно разгадав ее замешательство, гордо подсказала Марго. – А восемнадцатая – она была во втором ящике комода номер 16 – вот эта цепочка.
Марго гордо похлопала по толстой плоской цепи изумительного плетения, к которой были прикреплены камни. Вернее, это была не цепь, а как бы неширокая металлическая, замечательно гибкая, можно сказать, эластичная полоса, на которой виднелись какие-то знаки или разводы.
– Я бы ее никогда не нашла, – усмехнулась Марго, – если бы не записка. Никогда! Потому что в этом ящике хранились именно цепочки для люстр, и можно вообразить, какая она была заржавленная, позеленевшая, невзрачная.
– Как же вы ее отличили от других? – спросила Алена, пытаясь разобрать, что же там за знаки, на этой цепи.
– Да лишь чудом, – призналась Марго. – Именно потому, что твердо знала: она где-то есть. Камни-то нашлись именно в тех местах, где было указано. Хитро бабка их спрятала, хитро, ничего не скажешь! Среди множества этого стеклянного мусора они совершенно терялись. Да и грязные были, пыльные. Я целую ночь возилась – отыскивала их, отмывала, отчищала цепочку, скрепляла… Наконец-то! Наконец-то сбылось!
– А надпись? – взволнованно просила Алена. – Надпись вы прочли?
– Какую? Здесь? – Марго пощупала цепочку. – Но ведь это же египетские иероглифы, а я отнюдь не Шампольон.
– Но в книге… – начала было Алена, да осеклась – Руслан зло дернул ее за руку:
– Какого черта, о чем вы говорите?
Марго мгновенно утратила величавое спокойствие первооткрывателя и вновь превратилась в обманутую, оскорбленную, озлобленную женщину.
