обращала, ну, мелькнет в голове: вон Катя с Бычихи идет, – да тут же и забудешь про нее.
– Почему же вы именно в тот раз внимание обратили на эту Катю?
– А она всегда идет – глаза в землю, плечи выше головы, тащит сумку на колесиках, как будто крест влачит. Физиономия унылая, ну унылей некуда. А тут, смотрю, чуть ли не вприпрыжку бежит, жетончик телефонный вот так держит, – Елизавета Петровна сжала средний, большой и указательный пальцы, и Панкратов вдруг вспомнил своего прадеда-старовера, который дожил до ста лет и не переставал гневно называть всех прочих православных, которые крестились троеперстием, щепотниками. – Пронеслась к автомату и давай названивать. Я вон там стояла, – Елизавета Петровна показала на дверку в стене, где помещалась маленькая кладовочка со всевозможными хозяйственными атрибутами, которые так необходимы всякой санобработчице, техничке или уборщице, как бы она себя ни называла. – Названивает, значит, по автомату, думаю, наверное, мобильный телефон забыла.
– А может, у нее нет мобильного, – предположил Панкратов.
– Есть, есть! – авторитетно заверила Елизавета Петровна. – Древненький такой, «Моторола» совсем уж примитивная, из самых дешевых, – в голосе санобработчицы отчетливо прозвучала классовая снисходительность, и, словно невзначай, она вынула из кармана очень недурную и совсем недешевую «Нокию». Видимо, и впрямь Елизавета Петровна работала не корысти ради, а интереса для. – Катя эту «Моторолу» однажды в унитаз уронила. Видимо, телефон в кармане у нее лежал, ну, и выпал. Конечно, она его выловила, выскочила из туалета, рыдает, причитает: «Жалко, мне его дочка покупала. Как же я теперь буду ей звонить?!», ну и побежала на второй этаж – в салон «Евросети», там мальчики толковые сидят и очень вежливые. Потом спустилась веселая такая, значит, не успело ничего в ее «Мотороле» промокнуть или замкнуть. И я видела потом, как она с сотового разговаривала… Я еще почему запомнила, что она с автомата звонила? Буквально через пять минут смотрю, она уже в автобус свой садится, а сама по сотовому: ла-ла-ла… Ну, я поудивлялась, зачем в автомат нужно было, да и забыла, не до Кать мне тут всяких, сами понимаете, а вот видите, как понадобилось, вспомнила! – сказала она, сделав такое значительное лицо, что Панкратов не мог не поблагодарить Елизавету Петровну за очень, ну очень большую помощь следствию и очень, ну очень ценную информацию.
Катя с Бычихи, значит… Ну а почему бы той самой Кате не оказаться по неведомой причине в затоптанном, сыром садике на окраине города и не увидеть на крылечке покосившегося домика мертвую Людмилу Куницыну? Да легко можно вообразить хоть тысячу причин для этого! Однако как ни напрягал Панкратов воображение, у него с трудом увязывалась с образом простушки с «Моторолой» почти шпионская предусмотрительность, какую она проявила, чтобы отвести от себя подозрения. Такие Кати обычно начинают орать во весь голос: «Караул, спасите!» и мечутся, словно всполошенные куры, созывая народ. Истерику их, как правило, унять трудно, хватает переполоху и на другой день. А тут… странная осторожность. Не в образе той Кати, которую описала Елизавета Петровна. Одно из двух: или санобработчица ошиблась в Кате, или… или здесь что-то не так.
Выяснить это можно только одним путем: отыскать Катю. То есть съездить на Бычиху.
Что и проделал Панкратов буквально на другой день.
…У одной из его прежних подружек (коих велось у него несчетно до тех пор, пока не женился) была поговорка, которую она весьма пафосно употребляла, когда случайно что-то угадывала: «Я могла бы зарабатывать немалые деньги гаданием!» Так вот – теперь Панкратов тоже мог бы эту поговорку употребить. С той же пафосностью. Потому что с Катей в самом деле оказалось «не так» – и не кое-что, а очень многое!
Человек, сидевший в «Хонде» напротив дома, подвал которого оккупировали «железные задницы», досадливо стукнул кулаком по рулевому колесу. Он ждал уже два часа, он с таким трудом успел проследить за потрепанной белой «Тойотой», которая привезла эту женщину, ее приятельницу и парня, их сопровождавшего! Просто чудо, что они не пропали бесследно около типографии, а проследить за белой «Тойотой Королла» в городе Ха, где каждая третья машина – японская, каждая четвертая – «Тойота», а каждая пятая – «Королла», – не так просто, как кажется. К счастью, он успел заметить номер. И пристроил свою «Хонду» за «Короллой», уверенный: теперь-то он ни за что не упустит ту, за которой следил. Ожидание затягивалось, но он был терпелив… жизнь научила терпению. И вот наконец-то она появилась снова. Рядом с ней была подруга и тот парень, тоже из байкеровской кодлы, надо полагать. Все трое постояли около подъезда, но к «Королле» почему-то не шли. Ага, покурить решили. Курили подруга и байкер. Его «подопечная» только поеживалась, отворачивалась от дыма и поглядывала вдоль улицы.
Значит, она не курит.
Он вздохнул. Конечно, курящие женщины – некомильфо, курение всеми осуждается, но до чего ему нравилось смотреть, как дамы курят! У некоторых это получалось необыкновенно изысканно, волнующе, дразняще. А те, что говорят, будто курящую женщину целовать – все равно что пепельницу облизывать, те ничего в поцелуях не понимают. В конце концов женщин ничего такое не останавливает, когда они целуют курящих мужчин. И некоторым это очень даже нравится.
Подруга той, за которой он следил, курила очень красиво, хотя сама по себе ему не нравилась. Ему вообще маленькие женщины не нравились. Только высоченные, как эта… писательница.
Он усмехнулся, вспоминая ее глаза, ее ноги, которые произвели на него неизгладимое впечатление, а сейчас были слишком надежно спрятаны в сапоги. Какие-то на ней были не то штаны, не то юбка – с мотней, как у запорожского казака. Вообще-то подобные он видел и раньше, вроде бы они необычайно модны, их таскают все кому не лень, и парни, и девушки, ему же эта мода казалась идиотской… до той минуты, пока он не увидел их на писательнице с ее дерзко прогнутой спиной. Сейчас спина ее была закрыта курткой, но он ее хорошо помнил, и прогиб, на который ему так хотелось положить руку, тоже помнил… Он закрыл глаза, представляя туго обтянутое то, что находилось ниже прогиба, а когда открыл их, не сразу понял, что произошло. Курящей писательницыной подружки и парня уже не было, а сама женщина его грез садилась в невесть откуда взявшееся такси. Тоже в белую «Короллу», между прочим. Ну, выше уже говорилось о количестве таких машин в Ха. А во Владике их еще больше!
Так вот, оказывается, зачем они тут топтались, на улице-то! Такси ждали! Эти двое, наверное, вернулись в клуб, а она едет домой.
А, леший побери! Какого черта он сидел и ждал? Вышел бы, заговорил, предложил подвезти…
Вряд ли она согласилась бы, конечно. Она, наверное, его вообще не запомнила. А может, и согласилась бы. Он бы ей сразу сказал, что…
«Если бы да кабы! – сердито оборвал он себя. – Заводи, давай, да поезжай, а то и теперь упустишь!»
Белая «Королла» была уже довольно далеко, но он все же ее догнал. Ехать оказалось всего ничего: по Волочаевской через Уссурийский бульвар, потом через улицу Муравьева-Амурского и Амурский бульвар до Серышева, там повернули налево и направились в сторону стадиона. Потом свернули. Это был какой-то переулок, он даже не знал названия.
Такси остановилось, спустя некоторое время из него выбралась писательница и пошла во двор. Ну, тут уж он не растерялся: выскочил из машины и ринулся вслед. Чуть замешкался, запирая свою «Хонду», а писательница шла быстро, слишком быстро. Вот сейчас войдет в подъезд – и… Где ее потом искать? На крылечке стеречь? Глупо до чего!
Уже забренчали ключи в ее руках, запел домофон, дверь начала приотворяться. Надо окликнуть! Он чуть не заорал: «Погодите, девушка!», но спохватился:
– Алена, извините, одну минуточку!
Она вроде бы должна была испугаться, может, даже кинуться опрометью за прикрытие подъездной двери, но остановилась, доверчиво всматриваясь в темноту. Его так и кольнуло в сердце. Вспомнилось то, что старательно гнал из памяти: другая женщина доверчиво оборачивается на его голос – и…
Нет. Не вспоминать. Он заплатил за то, заплатил! Он больше не будет мучиться из-за той истории, из-за той смерти, в которой был невиновен, но в которой обвинили его. Он заплатил ни за что в полной мере!
– Алена, вы, наверное, меня не помните, не узнаете…
Он видел, как мерцают ее глаза, и только по голосу понял, что она улыбается:
– Ну почему же. Я вас отлично помню и сразу узнала.
Она и впрямь его сразу узнала по голосу. Такой своеобразный был голос, очень мужской, чуть хрипловатый… ну, как раз такой, какой и должен быть у героя истерна… пусть еще и не снятого
