Марк Антоний еще не закончил читать, как громкий хохот слушателей, тесно обступивших его и сенатора Скавра, заглушил выразительный насмешливый голос чтеца.
Справедливости ради следовало признать, что изо рта Эмилия Скавра несло, как из помойки. По внешнему виду сенатору Скавру можно было дать лет шестьдесят, но если судить по его зубам, а вернее, по тому, что от них осталось, то этому суровому патрицию вполне можно было дать и лет семьдесят. Если седина в светлых волосах Эмилия Скавра была почти незаметна, то его редкие гнилые зубы сразу бросались в глаза, едва он начинал говорить.
Видимо, эта язвительно-злобная эпиграмма была уже знакома Эмилию Скавру, поскольку сенатор не пожелал дослушать ее до конца. С надменно-каменным лицом Эмилий Скавр прошел мимо Марка Антония, слегка толкнув его плечом. Осыпаемый насмешками приятелей Клодии и Марка Антония, Эмилий Скавр торопливо поднялся по ступеням и скрылся за массивными колоннами портика, окружавшего по всему периметру курию Гостилия.
Следом за Эмилием Скавром туда же проследовал и Гай Меммий.
Слугам и клиентам сенаторов, пришедшим вместе с ними на форум, нельзя было входить в курию Гостилия без особого на то разрешения. За этим были поставлены следить ликторы, особые почетные стражники при всех римских магистратах, имеющих военную власть. Телохранители Гая Меммия, среди которых находился и я, расположились в тени под крышей портика курии Гостилия в ожидании окончания заседания сената. Рядом толпились слуги и клиенты прочих сенаторов, лениво зевая и с опаской поглядывая на несколько тысяч простолюдинов, занявших почти всю площадь перед курией Гостилия и храмом Сатурна, где хранилась государственная казна Рима.
Я видел, как Марк Антоний прошел к дверям сената бок о бок с темноволосым крепышом в белой тоге, квадратная нижняя челюсть которого и криво сросшийся нос свидетельствовали о том, что этот человек весьма задирист и без раздумий пускает в ход свои тяжелые кулаки.
– Кто это? – спросил я у Тита Дециана, указав ему глазами на спутника Марка Антония.
– Это народный трибун Курион, – ответил Тит Дециан. – Он давний приятель Марка Антония. Благодаря золоту Цезаря Курион и Марк Антоний расплатились со своими огромными долгами и даже пролезли в народные трибуны. Эта парочка так рьяно отстаивает интересы Цезаря в сенате, что после сложения трибунской власти им, наверно, придется бежать из Рима, ибо они нажили себе множество врагов среди нобилей.
Я понимающе покивал головой, проводив взглядом Куриона и Марка Антония, пока они не скрылись за дверями главного входа в сенат. «Вот, мне посчастливилось лицезреть настоящего Марка Антония! – промелькнуло в моей голове. – Красавец, ничего не скажешь! Не зря Клеопатра влюбилась в него по уши. Актер Ричард Бартон из американского фильма «Клеопатра» на реального Марка Антония не похож ни капли!»
Подойдя к угловой колонне портика, я отыскал глазами прекрасную Клодию, которая о чем-то беседовала со своей подругой Цильнией и длинноволосым бледным аристократом с тонкими чертами лица, на котором выделялись впалые щеки и короткая бородка без усов.
«Вот она – муза гениального Катулла! – думал я. – Эту красивую римлянку Катулл воспевал в своих стихах, называя ее Лесбией. Клодия дружила с Катуллом и оказывала ему покровительство какое-то время, ведь она из очень знатной семьи. Родной брат Клодии тоже был народным трибуном и прославился тем, что отправил в изгнание самого Цицерона. Впрочем, ныне брата Клодии уже нет в живых. Два года назад нобили убили его за дружбу с Цезарем и за скандальные любовные похождения. А эта Клодия поистине женщина неземной красоты! Неудивительно, что Катулл потерял голову от любви к ней!»
Ко мне приблизился Тит Дециан.
– Что, приятель, любуешься Клодией! – усмехнулся он. – А ты не робей, подкати к ней со стишками в ее честь. Эта смазливая блудница обожает общаться с поэтами и писателями. Знаешь, с кем сейчас разговаривает Клодия? Этот бледный уродец с бородкой – поэт Тицид. Он давний поклонник Клодии. Покуда был жив гениальный Катулл, Тицид был для Клодии пустым местом! Клодия снизошла до Тицида, лишь когда не стало Катулла.
– Когда умер Катулл? – спросил я. – И как он умер?
– Катулла не стало года четыре тому назад, – ответил Тит Дециан. – Я хорошо его помню. Наш повелитель дружил с ним, как и его жена Альбия.
– Сенатор Меммий дружил с Катуллом? – изумился я. – Ты это серьезно?!
– Клянусь Юпитером! – Тит Дециан сделал серьезное лицо. – Скажу тебе по секрету, наш господин тоже одно время баловался стишками. Но потом эта блажь у него прошла. Отчего скончался Катулл, мне неизвестно. Его нашли ночью на улице уже бездыханного, ни синяков, ни ножевых ранений на нем не было. Говорят, в последнее время Катулл сильно болел. Ему нельзя было пить неразбавленное вино, а он до хмельного питья был большой охотник. Что и говорить, телесной крепостью Катулл не отличался. Он был сутулый и тощий, как щепка.
Поговорив о Катулле и о круге его знакомых, здравствующих и поныне, мы с Титом Децианом стали обсуждать знатных щеголей, которые пришли на форум вместе с Клодией и Цильнией. Вернее, я расспрашивал Тита Дециана о каждом из них, а он отвечал на мои вопросы. Находясь на службе у сенатора Меммия, Тит Дециан частенько сопровождал своего хозяина на званые обеды, на свадьбы, судебные процессы и заседания сената. Он многое видел и слышал, по долгу службы вращаясь в среде римской знати, многих патрициев он знал в лицо, мог порассказать немало сплетен и забавных историй из жизни нобилей.
Внезапно у входа в курию Гостилия раздался какой-то шум, толпа слуг и клиентов ринулась туда. Мы с Титом Децианом тоже устремились к высоким двойным дверям сената, кого-то толкая в спешке плечами, кому-то наступая на ноги. Сначала я решил, что толпа плебеев предприняла попытку ворваться в зал заседаний, затеяв потасовку с ликторами при входе. Однако выяснилось, что драка произошла между сенаторами при обсуждении какого-то принципиально важного вопроса. Сторонники Помпея ни за что не хотели уступать сторонникам Цезаря, перейдя от словесных оскорблений к кулачным поединкам. Ликторам с трудом удалось восстановить порядок в зале заседаний, а двоих сенаторов стражам даже пришлось силой вывести из курии, как зачинщиков драки.
Старший из ликторов объявил, что, растаскивая дерущихся, пострадал сенатор Гай Меммий, поэтому ему нужна помощь со стороны его слуг. Меня и Тита Дециана ликторы пропустили в здание сената и провели на верхнюю галерею, ограждавшую с трех сторон круглый по форме зал заседаний. На этой галерее, огражденной от внешней стены курии длинным рядом мраморных колонн, обычно разрешалось находиться ликторам и чужеземным послам, которым предстояло выступить перед римским сенатом. Я увидел Гая Меммия сидящим на скамье у стены под узким зарешеченным окном. Тога на нем была разорвана, из носа текла кровь.
Я сразу же велел сенатору Меммию лечь на спину, чтобы остановить кровотечение, а Тита Дециана попросил сбегать к фонтану на площади и намочить край плаща. К счастью, бежать к фонтану Титу Дециану не пришлось. Один из стражников провел его в соседнее помещение, где стояли сосуды с водой и вином. Если заседания сената затягивались до вечера, то сенаторы имели право утолить жажду и подкрепить свои силы вином, на три четверти разбавленным водой.
Смочив край своего плаща, Тит Дециан принялся хлопотать над лежащим на скамье Гаем Меммием, вытирая кровь с его губ и подбородка. Даже лежа на скамье, Гай Меммий приподнимал голову и вытягивал шею, вслушиваясь в речи ораторов, звучавшие в зале заседаний.
Движимый любопытством, я подошел к мраморному ограждению и глянул вниз на ступенчатые ряды сидений, на которых восседали сенаторы в белых тогах с широкой пурпурной полосой. Сенаторы расселись таким образом, что сторонники Помпея оказались по одну сторону круглого зала, а сторонники Цезаря по другую. Внизу на небольшом возвышении в кресле без спинки сидел Помпей, сбоку от него чуть ниже сидел на стуле какой-то лысый морщинистый старик с посохом в руке, судя по всему, это был старейший из сенаторов, так называемый принцепс сената.
