Мама

отвод.

Потом по очереди говорили с заведующей яслями, сна­чала Светлана, на другой день — Костя. Заглядывали в спальню и в комнату для игр. Вечером сидели подавлен­ные около Димкиной кровати.

— Костя, он будет самый маленький в группе. Самый слабый. Ты обратил внимание, какие они все там толстоморденькие, боевые?

Сама с десяти лет росла без семьи — на всю жизнь осталась неутоленная жажда материнской ласки, тихого уюта.

Димка лежал, ручки поверх одеяла, рукава кофточки зашиты, чтобы не царапал лицо ноготками. Улыбался каждому из родителей отдельной улыбкой.

Светлана погладила волосики. Спереди отросли хоро­шо, а на затылке — лысинка.

— Я завтра еще раз в консультацию схожу, посове­туюсь с доктором.

В консультации распаковала Димку на высоком сто­лике с низкими перильцами.

Спит себе...

Две мамы сидели знакомые. Одна сказала:

— В ясли? Так очень хорошо! Я и первого в ясли с четырех месяцев носила, и девчонку хочу отдать. Свекро­ви трудно с двумя управиться.

А девчонка у нее — поперек себя шире, ножищи — две Димкины можно выкроить из каждой. Такая за себя по­стоит. Другая мама ахнула:

— Да разве можно в ясли, он у тебя слабенький! Там сейчас же всякие болезни начнутся.

А докторша в кабинете:

— Знаете что? Я вам справку дам. Если есть возмож­ность, подержите еще дома месяц-другой. В яслях при­кармливать придется, у вас будет меньше молока. А ре­бенок хоть и поправился, но...

Возвращалась домой не торопясь. Димка заснул, как только положила в коляску. На голубое одеяло осторож­но, будто боятся разбудить, опускаются снежинки. Они совсем невесомые, не ложатся, а будто присаживаются или на цыпочках стоят. На улицах предпраздничная суе­та. Можно подумать, что половина жителей города пере­селилась в магазины, а другая половина ждет, изнывая от голода и жажды.

Вечером Новый год встречать. От тревожных мыслей за Димкину судьбу как-то отодвинулся праздник. Елоч­ка, правда, уже стоит, но украсить ее не успела. Димке подарок припасла, а вот Косте ничего еще не купила.

О том, чтобы зайти с ребенком в магазин, нечего и думать: затолкают. Впрочем, вопрос с подарком легко разрешим: табачный киоск по пути — купить папирос хо­роших, и все.

Остановилась у киоска. Выбирала минуть пять. Са­мые дорогие купила, в самой роскошной коробке — Костя себе никогда таких не берет. Спрятала их Димке в ко­ляску, чтобы не намочило снегом.

Костя вернулся поздно, тоже нагруженный покуп­ками.

— Ну, как в консультации?

Рассказала. Потом встречали Новый год в тихом се­мейном кругу. Костя подарил сумочку — давно такую хо­телось.

— Костя, а это тебе.

Поставила перед ним роскошную коробку с папиро­сами.

Костя реагировал как-то странно.

— Спасибо, Светланка!.. Эх!..

— Что «эх»?

Но он уже целовал ее и смеялся.

— Нет, стой, почему ты сказал «эх»?

— Да ни почему. Чудесные папиросы, я очень тронут.

— Нет, все-таки почему ты сказал «эх»?

Костя почувствовал — не отстанет, добьется ответа.

— Светланка, да ведь я курить бросил, вот уже вто­рой месяц пошел!

— Ох!— сказала Светлана.

Ну разумеется, надоело ему выходить в коридор или в кухню, а то и на площадку лестницы.

Бросил курить. А она и не заметила!

А вот как бы это сделать, чтобы все замечать! Иной раз придет вечером:

— Ты лежи, лежи, не вставай, я сам погрею. Вечером сам и утром сам. Он очень рано встает —

Димка обычно еще спит в это время. А когда Димка спит, можно тоже поспать, во всяком случае — хотя бы поле­жать еще очень хочется.

И все-таки нужно уметь заметить, когда можно по­лежать, а Костя пускай самообслуживается, и когда обя­зательно нужно встать и посидеть с ним, позаботиться о нем. Чтобы не было ему одиноко и неуютно, чтобы, сде­лавшись мамой, не перестать все-таки быть женой... Слож­ная это штука — семейная жизнь!

Второго января, как только вернулся Костя, побежала в школу. Оказалось, что директор хворает. А Ирина Пет­ровна здесь где-то в школе. Решать теперь будет она.

В зале кружатся девочки в белых передничках. Боль­шая елка — под потолок. В одном из классов у приот­крытой двери — Дед-Мороз, еще в шапке и белой ватной шубе, но уже с молодым лицом и без бороды.

Ирина Петровна отдыхала у себя, елка в младших классах была днем, она задержалась случайно и уже собиралась уходить. Выслушала, надела очки, прочитала справку, сняла очки.

— Не знаю, как посмотрит директор, но я — против. Я считаю несправедливым, когда одни работают даже в праздник, а другие будут прохлаждаться.

— Чем болен директор? — спросила Светлана, ста­раясь, чтобы голос звучал ровно.

Оказалось, у него был сердечный приступ; видимо, пролежит еще долго. Светлана взяла справку и вышла в коридор. Поднялась на свой, на третий, этаж, загляну­ла в свой класс, четвертый «В».

Класс тот же, а ребята здесь другие, они были в треть­ем классе в прошлом году. А ее ребята теперь в пятом «В», в конце коридора. Но для Светланы они все еще оставались здесь.

Посидела за маленькой партой, потом на своем стуле. Взглянула на чужую стенгазету, на список дежурных с незнакомыми фамилиями. Порылась в сумочке, там был чистый лист бумаги — когда несла заявление об отпуске, взяла на всякий случай,— и быстро-быстро, стараясь почти не думать, написала другое заявление, совсем дру­гое.

А справку? Пожалуй, и справку врача оставить — за­щепка для бумаг есть. Сцепила уголками — и опять в кабинет завуча.

Ирина Петровна разговаривала с незнакомой учитель­ницей, уже в дверях. Взглянула нетерпеливо:

— Вы опять эту справку? Светлана Александровна, время уже не рабочее.

Светлана положила бумаги на стол, придавила пресс-папье.

— Справка та же, а заявление я переписала, это просьба об увольнении по семейным обстоятельствам. Вы можете прочесть его потом.

В коридоре кинулись навстречу две девочки — не в коричневых форменных, а в нарядных, светлых, почти уже взрослых платьях. Наташа — она была вожатой в прошлом году, и другая, которую толкнул на катке Леонид.

— Светлана Александровна! А у нас елка! Идите к нам! Как ваш малыш поживает?

Быстро пожала им руки:

— Девочки, милые, простите, никак не могу, опаз­дываю.

И уже на лестнице:

— Спасибо! Малыш — хорошо!

Старичок, охраняющий вешалку, задумался у окна, а сзади у него — лысина, только темной бахромой внизу волосы растут. Как у Димки.

Обернулась, взглянула на лысину еще раз...

День был ветреный, мело снежной пылью с крыш, легкие белые водовороты кружились на тротуаре,