порядке.
Но, сев за стол, она почувствовала еще один угрожающий спазм. Капельки пота выступили у нее на лбу и верхней губе. Весь день она чувствовала усталость и слабость. Неужели у нее снова грипп?
Выдержи ужин, сказала она себе, потом иди в свою комнату и ложись в постель.
Шанталь удалось проглотить еще одну ложку острой густой похлебки из рыбы со свининой и овощами. Она не знала, как долго ей удастся просидеть за столом, делая вид, что с ней все в порядке.
Внезапно Деметрис потянулся к ней через стол и приложил тыльную сторону руки к ее лбу.
— В чем дело?
Инстинкт подсказывал ей промолчать. Но тело возобладало над разумом. Она не может солгать.
— Мне нужно уйти.
— В чем дело? — повторил Деметрис, вставая из-за стола одновременно с Шанталь.
— Я не знаю. — Она не могла посмотреть ему в глаза. Нельзя, чтобы он увидел, как ей плохо. Болезнь — это личное. Посторонние не должны знать о ее недомогании. И уж конечно, не о том, что ее тошнит. Рвота — это так недостойно. Она ненавидит делать что-либо недостойное. — Извини…
— Я пойду с тобой.
— Не надо.
Но Деметрис уже подхватил ее под руку и повел на второй этаж. Шанталь едва волочила ноги. У нее горело лицо, тело покрылось холодным липким потом.
На полпути она протянула руку и попыталась оттолкнуть его.
— В ванную…
Он понял и, подхватив ее на руки, бросился вверх по ступенькам. Ее вырвало.
Слезы жгли ей глаза, во рту была горечь.
Деметрис усадил ее на край массивной ванны.
— Прости, — задыхаясь, проговорила Шанталь. Он протянул ей влажное полотенце.
— Ничего, — сказал он. — Ничего страшного.
Сотрясаясь от озноба, Шанталь вытерла полотенцем лицо и заставила себя посмотреть на него.
Она испачкала ему рубашку.
От стыда и ужаса Шанталь закрыла глаза. Как она могла? Арман никогда не простил бы ее.
Заставив себя двигаться, она встала и откашлялась, хотя у нее снова урчало в животе.
— Дай мне свою рубашку.
— Здесь есть кому заниматься стиркой, — ответил Деметрис и снова прикоснулся к лицу Шанталь. На этот раз он дотронулся до ее щеки. — Когда тебя схватило в первый раз?
— Я не очень хорошо чувствовала себя весь день. Но я думала, что это от усталости, от прогулки под солнцем. — Она пожала плечами. — Вероятно, это какая-то инфекция, — сказала она, всем сердцем желая, чтобы Деметрис снял эту рубашку и ушел в свою комнату. Ей хотелось избавиться от его настойчивого, испытующего взгляда, в котором, как почудилось ей, она заметила опасность и подозрение.
— Какая?
— Грипп, — ответила Шанталь.
Поджав губы, Деметрис недоверчиво прищурился.
— Или, возможно, легкое пищевое отравление, — чувствуя неловкость, добавила Шанталь.
— Мы ели одну пищу, — возразил он.
Он никому не доверяет, подумала она, пытаясь подавить истерический смех. Даже ей.
— Уверяю тебя, что я не пыталась отравиться. — Шанталь положила руку на живот, чувствуя, как внутри сокращаются мышцы.
О нет! Только не это. Сейчас ее вырвет.
— Тебе лучше уйти, — едва выговорила она, радуясь, что сидит.
— Тебя опять тошнит? — Он не стал дожидаться, пока она ответит. Подняв Шанталь на ноги, Деметрис устроил ее перед унитазом, крепко обхватив руками ее дрожащее тело.
Она почувствовала себя маленькой и беспомощной, и ей стало противно.
— Уйди, пожалуйста.
— Я никуда не уйду, принцесса.
От нее не ускользнула мрачная нотка в его голосе. Почему в самые неподходящие моменты он упорно называет ее принцессой? Когда она настаивает на проявлении вежливости, Деметрис отказывается удовлетворить ее просьбу, но, когда она чувствует себя униженной и обыкновенной, он тычет ей в лицо этот титул.
— Но я не хочу, чтобы ты был здесь. Ты здесь не нужен. Я сама могу…
Не успев договорить, она вцепилась руками в фарфоровый унитаз, сотрясаясь от неукротимой рвоты. Удивительно, но, когда наконец все закончилось, она была благодарна Деметрису за то, что он не ушел. Он протянул ей очередное влажное полотенце, помог снять испачканную блузку и открыл кран, чтобы наполнить ванну водой.
Собрав грязные полотенца, он посмотрел на Шанталь, сидевшую на крышке унитаза.
— Я ухожу, — сказал он. — Но скоро вернусь. — Он заколебался, глядя на ее бледное, потное лицо. — И не запирайся. Я не хочу ломать хорошую дверь, чтобы войти.
Она смотрела на него слезящимися глазами, чувствуя, что влажные волосы прилипли к лицу. Ей очень плохо. Господи, хотя бы это оказался однодневный грипп!
К счастью, Деметрис не беспокоил ее в течение целых десяти минут, и, когда он вошел в комнату, она уже успела надеть мягкий банный халат и лечь в постель.
Постучав в дверь, он вошел, не дожидаясь ответа. В руках он держал небольшой поднос.
— Крекеры и имбирный эль, — объявил он, ставя поднос на прикроватную тумбочку. Казалось, он обрадовался, что Шанталь уже в кровати.
Она бросила взгляд на поднос. Крошечные пузырьки шипели в кружке с имбирным пивом.
— Спасибо. Ты очень заботливый.
Деметрис нетерпеливо махнул рукой.
— Любой порядочный человек сделал бы это.
— Тогда спасибо за порядочность.
Вечером следующего дня Деметрис вошел в ванную и, увидев Шанталь, согнувшуюся над унитазом, бросил на выступ ванной белую с синим коробочку с надписью на греческом и английском языках.
Набор для определения беременности в домашних условиях.
Она испуганно посмотрела на коробочку и перевела взгляд на Деметриса. Как обычно, у него был непроницаемый вид. Но ей стало понятно, о чем он думает.
— Это не пищевое отравление, — сказал он, нарушив напряженное молчание. — И не грипп.
— Ты не можешь быть уверен.
— Проведи тест. — Его низкий голос эхом отразился от гладких мраморных стен.
— Я не беременна. — Шанталь заставила себя подняться с пола и сесть на закрытый крышкой унитаз. Сегодня она провела в ванной больше времени, чем за последние шесть месяцев. — Я знала бы, если бы была беременна…
— Тебя тошнит по утрам.
— Днем, — поправила она Деметриса, стараясь не замечать коробочку. Ей хотелось думать, что он ошибается, хотя в глубине души она знала, что он, вероятно, прав. — С Лилли у меня не было ничего подобного.
— Врач говорит, что каждая беременность протекает по-разному.
Шанталь покраснела.
— Ты говорил обо мне с доктором?
— Я консультировался с врачом по поводу моей жены, — коротко и резко пояснил Деметрис. — Ее беременность протекала очень тяжело. Ее тоже рвало — днем и ночью.
Шанталь охватило странное чувство. Она с трудом подавила желание спросить, что случилось с его женой и ребенком. Куда она уехала? Где ребенок?
Но, даже не задав вопроса, она увидела ответ у него на лице. Его глаза сказали ей все.
Его жена умерла. Ребенок умер. Он долго жил в полном одиночестве.