машины! Сколько же нужно человеческих рук, чтобы все это сделать? А у нас? Вот мы сделали подвесную дорогу для транспортировки кормов. Но корма-то в вагонетки приходится накладывать руками! Разбрасывать по кормушкам руками! Навоз убирать руками! Даже молоко, уже выдоенное, так сказать, готовый продукт, надо процедить, разлить в посуду, перенести с фермы в молочную. У нас нет аппаратов и машин, которые облегчили бы труд доярок. Только дойка автоматизирована — и все. А где электрические вилы или грабли, что ли, или как вы их там назовете? Я не предлагаю вам изобретать эти машины, но ведь вы могли бы заметить, что их у нас еще мало, что разнообразия в применении электричества у нас на ферме еще нет. Ведь придумали же для «домашней механизации» сотни всяких приборов, вплоть до электрической бритвы, до стиральной машины, а вот в области труда, — понимаете, труда! — наука и техника до сих пор еще позорно отстают… — Он замолчал, оглядев Орленова с ног до головы и вдруг улыбнулся. — Извините, что накричал. Прошу ко мне, выпьем чаю.
От чая Орленов отказался, ему было не до того. Второй раз его наставляли на путь истинный. Но протестовать он, конечно, не мог. Горностаев усмехнулся и продолжал уже мягче:
— Хоть и неприятно, когда подталкивают, а в памяти кое-что остается. Не помню, кто сказал, что каждая девушка кажется ангелом, когда окружена цветами. Но жену выбирают не в цветочном магазине. Посмотрите, какой она покажется без цветов. Так и с наукой. Науку любят не за то, что она уже создала, а за то, что она может создать! — И, заметив, что Орленов поглядывает на склоняющееся солнце, заторопился сам: — Идите, идите! Комплекс мы подготовим, но в тех местах, где наша цепь аппаратов разрывается, я сам поставлю знаки вопроса. И покрупнее, этак с телеграфный столб.
— Зачем же такие большие?
— А чтобы все могли призадуматься!
Орленов промолчал. В конце концов ему понравилась страстная требовательность старика. Хорошо, если бы и все другие его коллеги оказались похожими на Горностаева. Уж тогда-то им общими усилиями было бы легче легкого убрать все эти вопросы с пути технического прогресса! А нерешенных вопросов, как он теперь видел, еще достаточно!
Однако знакомство с работами филиала оказалось не простым делом. Лаборатория электрификации растениеводства была на замке — Орич и Велигина уже ушли или, как и он сам, еще только готовились к опыту и пропадали на складах и в дирекции. Закрыта была и лаборатория Улыбышева, так как руководитель уехал, а его сотрудники перебрались в административный корпус, где и производили расчеты и проектирование. К Подшивалову, начальнику лаборатории частных проблем, Орленов не мог дозвониться, тот как будто нарочно прятался от него. Эти неудачи разозлили Орленова, и он решил больше сегодня никуда не идти, как вдруг обратил внимание на ветростанцию.
Он знал, что на ветростанции работает молодой научный сотрудник Марина Николаевна Чередниченко. О ней говорили, что она больна астмой и из-за этого держится нелюдимо. Ветряк крутился, и Андрей подумал, что есть смысл познакомиться с еще одним способом добычи электроэнергии. Вершина холма была удобным местом для ловли непостоянной энергии ветра. Окружающая остров река была достаточно широка, и можно было думать, что ветростанция улавливает даже местные ветры, так называемые бризы, возникающие от несоответствия температуры земли и воды.
Сама ветростанция представляла собой огромный трехкрылый пропеллер, или, как говорят энергетики, «ветроколесо», с размахом около двадцати метров, смонтированный на четырехколонной металлической мачте. Порыв ветра обязательно ставил ветроколесо в рабочее положение, так как выше него находился флюгер, который, поймав даже слабое дуновение на свои крылья, поворачивал весь пропеллер навстречу ветру. Внизу, у подножия ветряка, стоял небольшой каменный домик, в котором и размещались генераторы и приборы. Дверь домика была открыта, и в глубине его виднелся освещенный пульт управления.
Исследователь вошел внутрь и наступил на железный лист, который прогремел под его ногой, как взрыв мины. О, черт! Должно быть, этим противнем прикрывали траншейку, по которой от ветряка шла трансмиссия к валу электрогенератора. Не могли перекрыть более стойким и менее шумным материалом!
— Кто там? — раздался низкий и довольно приятный женский голос из-за оштукатуренной перегородки, которая отделяла пульт управления от собственно механического зала. Орленов назвался.
— Вы грамотны? — с сомнением вопросил тот же голос
Вслед за этим вежливым предупреждением на пороге первой комнаты показалась девушка в синем халате с закатанными рукавами. Лицо ее поразило Орленова необычайной бледностью, словно оно было сделано из камня. Лишь выражение решительности и неприязни несколько оживляло его.
Орленов обратил внимание на плакат. Длинный картон висел на веревочке, строго предупреждая:
«ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН»
— Я в некотором роде не посторонний, — сказал Орленов.
— На вас не написано! — возразила хозяйка ветростанции.
— Я — Орленов, новый работник филиала. Буду работать в лаборатории токов высокой частоты.
— Так идите туда и работайте! — пожала она плечами. — Я вас не задерживаю.
Против этого трудно было возразить. Действительно, хозяйка его не задерживала. Орленов чуть было не сдался, но тут он заметил, что девушка дышит тяжело и прерывисто, и решил, что ее подчеркнутая нелюбезность — прямое следствие болезни. Он, конечно не врач, помочь ей не в его силах. Но ведь он обязан выполнить данное ему поручение.
— Вы Чередниченко? — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал он. — А что, если мы повернем этот плакат другой стороной и немного поболтаем? Я, видите ли, хочу познакомиться с вашей работой.
Прежде чем хозяйка смогла что-нибудь сказать, Орленов шагнул к плакату, снял его и, перевернув, снова повесил на веревочку. И с удивлением прочитал:
«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!»
Замена строгого запрета была так неожиданна, что он только повел глазами с плаката на Чередниченко. Девушка покраснела.
— Ряд волшебных изменений милого лица! — воскликнул Орленов.
— Сюда часто заходят колхозные экскурсии, — пояснила Чередниченко, избегая взгляда посетителя.
— И вы решили проявить заботу о них? — насмешливо продолжал Орленов. — Довольно странный способ политического воспитания — написать приветствие на обратной стороне медали: «Выйди вон!»
— Не все же в этом мире нахалы! — парировала Чередниченко. — Иные настолько деликатны, что не надоедают своим ближним.
— Пожалуй, я тоже поостерегусь надоедать вам, — сказал Орленов. — Но скажите мне ради любимой нами науки, почему ваша крутилка так верещит?
Действительно, визг, издаваемый передаточной системой, был похож на визг разъяренной кошки, только ростом эта кошка должна была превзойти льва.
— Механика подводит, — более дружелюбно ответила Чередниченко.
Гость посмотрел на приборный щит, счетчик показывал, что генератор развивает шестнадцать киловатт. Между тем ветер был довольно слабый.
— Ого, ваша мельница работает не хуже Днепрогэса! — одобрительно заметил Орленов. — Какую же наибольшую мощность она выдает на-гора?
— Тридцать киловатт, — с удовлетворением ответила Чередниченко.
— Да, есть чем похвалиться! — воскликнул Орленов. — Насколько я помню, до революции город Полтава имел тепловую станцию мощностью всего в двадцать пять киловатт.
