он уйдет? «Нет, милая! Не уйду!»
Андрей не мог бы сказать, откуда и как появилось у него упрямое желание дойти до конца. Но пока он стоял у ворот завода, его все время занимали странные воспоминания, постепенно связавшиеся одно с другим в крепкую цепь.
Первого изобретателя Андрей увидел еще школьником.
Однажды ребята затащили его на городской базар, куда вход Андрею был заказан строго-настрого. Базар находился в Нахаловке — поселке шалашей и землянок, в стороне от строящегося городка. Поселок населяли сезонники, ловцы длинных рублей, спекулянты. Орленов-отец считал, что школьнику на базаре делать нечего, разве карманному делу учиться, и взыскивал за бесцельное шатанье туда строже, чем в тех случаях, когда Андрей портил его инструмент или пережигал пробки в доме, проводя свои первые опыты с электричеством. Но на этот раз ребята обещали показать Андрею «изобретателя», что звучало как сумасшедшего.
Ничего неожиданного, на первый взгляд, в жилище изобретателя не оказалось… Он жил при маленькой часовой мастерской, сквозь окно которой были видны часы разных систем: и ручные, и стоячие, а дальше, как в омуте, едва проглядывали настенные, будильники и огромные, похожие на шкафы, кабинетные счетчики времени. Впрочем, одного этого было достаточно для влюбленного в механизмы парнишки, чтобы простоять под окном хоть сутки.
Однако опытные разведчики, не первый раз навещавшие часовщика, рассудили по-своему. У дверей остался самый быстроногий бегун, остальные крадучись пробрались во дворик, куда выходило еще одно окно. Оно было освещено, там виднелся силуэт старика, склонившегося в обычной позе часовщика — левым плечом вперед. Один глаз часовщика как бы вырос, удлинился благодаря черной трубочке, прижатой под бровью, превратился в выдвижной. Неожиданно в комнате раздался оглушительный звон, — отвлекающий отряд совершил нападение — пытался открыть дверь мастерской. Скрытые сигналы докладывали часовщику, что его требуют в переднюю комнату. Старик встал, положил на столик трубочку и вышел. В ту же минуту ребята прильнули к окну.
В первую минуту Андрей ничего не увидел. Но его уже толкали со всех сторон: «Да смотри же!», «Вон в углу!», «Да вон та мельничка!» — и парень различил наконец странную машину: колесо с прикрепленными к нему маленькими черпачками и желобом наверху. Над черпачком были еще наклонные планки, на которых лежали, удерживаемые закраинами, металлические шары. Андрей только собрался спросить, что это за машина, как предводитель всей компании восхищенно прошептал:
— Вечный двигатель!
Старик меж тем возвратился, раздраженный озорным вызовом, увидел в окне приплюснутые носы, протянул руку к какому-то рычагу. Ребята прыснули во все стороны. Андрей, заглядевшийся на вечный двигатель и уверенный, что старик его не поймает, остался у окна и получил полную порцию наказания за недозволенное любопытство. Из окна вырвалась мощная струя воды и окатила его с ног до головы. Ребята смеялись, стоя в отдалении, а Андрей, рассвирепев от этой коварной ловушки, нагнулся, ища камень потяжелее, чтобы хлестнуть в окно. Но кто-то из ребят схватил его за руку и увлек в сторону. Другой, настороженно оглядываясь, не выбежал ли часовщик за ними, примирительно сказал:
— Он же изобретатель! Вечный двигатель делает!
— Ни черта у него не получится! — со злостью крикнул Андрей, но желание бить стекла у него уже прошло.
О том, что сделать вечный двигатель невозможно, Андрей слышал от отца, а слова отца всегда оправдывались и в конце концов стали непререкаемы. Однако с тех пор он частенько заглядывал в заднее окно мастерской часовщика, ожидая, а не свершится ли чудо? Иногда он видел, как таинственное колесо вращалось, вода из желоба наполняла нижние черпаки, со звоном падали металлические шары, ускоряя движение колеса, и казалось, что машина с вечным двигателем изобретена. Однако проходило какое-то время, старик уставал от напряжения, с которым он подбирал тяжесть этих дополнительных грузов, и отходил от своего механизма, и тогда колесо начинало двигаться все медленнее и медленнее и, наконец, останавливалось. А часовщик сидел тем временем за столом, сжав виски ладонями, и тогда Андрею становилось жаль его.
Когда о невыполнимости идеи вечного двигателя сказал и учитель физики, Андрей поделился с отцом своими наблюдениями над часовщиком. Отец вскинул голову, серые глаза его заискрились усмешкой.
— А, этот! — пренебрежительно промолвил он. — Ну, этот загубил себя! А был хорошим механиком когда-то! Вот тебе, Андрей, пример! Никогда не берись за дело, которое выше твоих сил. Помнишь историю Святогора-богатыря? Тот тоже взялся за непосильное дело, хотел поднять тягу земную, а кончилось все тем, что тяга эта втянула его в землю. — И, подумав немного, добавил: — Если уж ты интересуешься изобретательством, так сходим тут к одному мастеру. Он тоже взялся за трудное дело, но этот покрепче, может и выдюжит!
Андрей знал, что отец даром слов не бросает. Была у него одна любимая поговорка, которую он произносил, замечая, что Андрей торопится, стремится поскорее сбыть с рук дело:
— Думаешь, — тяп да ляп и вышел корап? А корабли-то годами строятся!
И не было более презрительного осуждения, чем то, что звучало тогда в его голосе. Зато, если кто- либо из товарищей находил верную придумку, от которой станок или механизм начинал работать лучше, отец гордился ею так, словно и сам принимал участие в деле. И Андрею захотелось как можно скорее увидеть настоящего изобретателя, который заслужил одобрение отца.
К мастеру Свияге Андрей попал не так скоро, как хотел. Видно, и этот изобретатель, как и часовщик, не жаловал гостей, отрывавших его от дела, Только в последний год учения в школе Андрею удалось упросить отца познакомить его со Свиягой.
Мастеру было под шестьдесят, и он управлял одним из самых важных цехов завода — листопрокатным, но принял он посетителей дома, как бы подчеркивая этим, что то дело, каким он занят, еще не вышло за пределы его личных забот, к заводу отношения не имеющих.
Еще до того, как Игнат Орленов заговорил с мастером об изобретении, Андрею уже понравился этот человек. Свияга носил очки и был чем-то похож на учителя физики, пристрастно влюбленного в свою науку. Он был бородат, и это придавало ему необычную значительность. Редко кто из заводских носил усы, а Свияга отпустил еще и пышную рыжую бороду, которую изредка оглаживал, выражая свое удовольствие. И казалось, что он доволен всем и всегда, так мягко касалась обожженная, грубая рука Свияги этой рыжей бороды.
— Вот сына привел, — несколько стесненно сказал отец, — тоже в науку рвется!
Было удивительно, что гордый, непреклонный отец разговаривает с мастером чуть ли не искательно, но потом Андрей понял — то было уважение к труду Свияги, от которого они оторвали хозяина. И еще было удивительно и не совсем понятно: изобретатель Свияга трудился не в мастерской, не с инструментами и деталями в руках, а сидел за большим письменным столом, заваленным книгами и чертежами, и что-то писал. И повадки его поразили Андрея: Свияга был больше похож на учителя, чем на мастера. Позднее Андрей определил более правильно, кем был мастер, — он был ученым, хотя учился всего четыре года в земском училище и, наверно, о многом знал куда меньше, чем Андрей, кончавший десятилетку.
— Доброе дело! — сказал Свияга мягким баском и погладил свою пышную бороду. — И какая же наука тебя привлекает, молодой человек?
Андрея очень редко называли так. Обычно — называли паренек, Андрюша, Андрей, а тут «молодой человек»?! Андрей невольно смутился и невнятно ответил:
— Электричество…
— А такой науки и нет — физику вот знаю, химию знаю.. А между прочим, надо бы, чтобы была такая наука! — с усмешкой сказал Свияга и вдруг подмигнул Андрею. — И знал бы ты тогда больше! Я бы давно уже перестроил ваше образование. Ввел бы курс мотора внутреннего сгорания. Учи при этом случае свою физику и химию! Ввел был курс электротехники. Изучай при этом ту же физику. Завел бы предмет — синтетические материалы. Учи химию! А там, глядишь, из десятилетки-то выходили бы сразу знающие люди! А теперь жди, пока вы еще пять лет в институте протрубите! Эх, не те люди школьные программы составляют! Сами они сроду на производстве не бывали, вот и выпускают людей после целых десяти лет обучения ни к чему не пригодных!
Это было так неожиданно, что Андрей чуть не рассмеялся. Однако отец вовремя взглянул на него, и
